Грамерси-парк и другие истории. Татьяна Шереметева

действию может противостоять не противодействие, как прописано в курсе диамата, а бездействие. Такая неприятность, как отсутствие денег, в его глазах компенсировалась возможностью ничего не делать. Потому что его НИИ тоже закрылся, а устроиться в другое место тоже не получалось. Лёжа на диване, он перечитывал классику и слушал по радио передачи «В рабочий полдень» и «Театр у микрофона». А телевизор у них был давно сломан.

      Агния помнила отцовское напутствие «терпенье и труд всё перетрут» и не сдавалась. Поиски работы обогатили её новыми сокровенными знаниями. Выяснилось, что она толстая, негламурная, перезревшая тётка. Без знания иностранных языков, на худой конец хотя бы итальянского, и без навыков машинописи.

      Мартеновские печи с разнообразным окатышами не интересовали никого.

      В кадровом агентстве, диковинном месте, которое отныне брало на себя задачу трудоустройства граждан не по блату или знакомству, а в соответствии с новыми рыночными реалиями, ей предложили вакансию оператора по уборке офисных помещений. То есть уборщицы.

      Вернувшись домой, Агния, как была в сапогах и зимнем пальто, впечатывая в потемневший от времени паркет мокрые следы, прошла на кухню, закрыла за собой дверь и вытряхнула из сумки на стол институтский диплом и три беленьких свидетельства об окончании курсов повышения квалификации. Содержимое всех этих корочек было заполнено отметками «отлично» и лишь изредка – «хорошо».

      Долго она сидела, рассматривая, как в первый раз, то, что всегда было предметом её главной гордости, и думала о своей жизни. Потом шёпотом выругалась, как будто была она совсем не Агния, а сменный мастер горячего цеха Пантелеич после выходных, и убрала документы в самый дальний ящик.

      Когда денег не осталось совсем, а всё, что можно было отнести в комиссионку, закончилось, Агния вспомнила про «оператора уборки помещений», но вакансий там больше не было. Продукты из стратегических запасов были истреблены прожорливым Юркой. Сдвинуть его с дивана не представлялось возможным. Он страдал молча и так искренне, что Агнии было неудобно лишний раз его беспокоить.

      И она устроилась мыть подъезды в своём большом доме. Воронцов терпел, избегал знакомых в лифте и молчал. Вечерами в квартире говорило только радио. Агния приходила после смены, принимала душ и в материном тёплом халате подолгу пила, стараясь громко не хлюпать, на кухне чай. Юрка вздыхал и в печали поглощал всё, что находил к квартире съедобного.

      Но однажды вечером он вдруг заговорил. Выяснилось, что не для того он десять лет в школе учился и пять лет в институте корячился, чтобы видеть, как Агния с вонючей тряпкой и дымящимся ведром бегает из подъезда в подъезд.

      Агния выслушала его, вернулась на кухню и открыла холодильник. Там стоял начатый кефир, яйца и пустая кастрюля, где с утра была гречневая каша. Рядом валялась рыхлая, в жирных пятнах, обёрточная бумага. Два дня назад в неё было завёрнуто масло.

      – Слушай, у нас масла на завтрак нет.

      – Почему? – в вопросе прозвучала