Чмок-чмок!. Сергей Михайлович Савченков

тке, не спеша, шла по Красной площади. Она искала глазами этого, как она называла его, фигляра, шута горохового, этого скомороха. Где же он? Ах, вот он! Стоит в своей кепочке, натянутой на лысую голову, позирует перед народом, кривляется – то руку вперед вытянет, то засунет её в карман брюк, то, прищурившись, помашет перед собой ладошкой, сложенной в лодочку.

      – Вперёд к победе коммунизма, товарищи! – картавя, громко выкрикнул Ильич и, вытащив руку из кармана, вытянул вперёд.

      Кто-то из собравшихся вокруг Ильича рассмеялся, кто-то захлопал в ладоши.

      «Фигляр несчастный!» – презрительно усмехнулась Фанни и подошла ближе.

      – Пролетарии всех стран, соединяйтесь! – повернувшись налево, призвал Ильич.

      – Браво! Зер гут! – ответил кто-то ему из толпы.

      – Учиться, учиться и учиться! – прокричал Ильич и, повернувшись направо, под аплодисменты добавил: – Коммунизм, товарищи, – это есть Советская власть плюс электрификация всей страны!

      – Шут гороховый! – сказала Фанни и, достав из кармана юбки рогатку, зарядила её металлическим шариком от подшипника.

      – Шаг вперёд, товарищи, а два назад! – прокартавил Ильич и, заложив большие пальцы рук за проймы жилетки, заскользил назад лунной походкой Майкла Джексона. Кепка же с него слетела, обнажив блестящую на солнце лысину. Из толпы сверкнули несколько фотовспышек.

      Натянув рогатку и прицелившись, Фанни выстрелила. Отскочив со стуком от лысины, шарик исчез в толпе, а сам Ильич, задрав кверху ноги, упал на спину.

      – Ильича убили! – пронеслось по толпе. – Ильича убили! Вот она, вот она! Держите её!

      Через полчаса на Фанни Каплан в полицейском отделении уже составляли протокол задержания.

      – Итак, гражданочка, как же ваше настоящее имя и фамилия? – спрашивал её строгий капитан.

      – Наталья Спиридонова, – ответила спокойно Фанни и спросила: – Закурить можно?

      – Закуривайте, – разрешил капитан и спросил у Ильича, который сидел на стуле и ощупывал рукой огромную шишку на лысине: – А как ваша фамилия?

      – Ульянов-Ленин, – ответил Ильич.

      – Я имею в виду вашу настоящую фамилию, – уточнил капитан.

      – Ах да. Извините, память отшибло. Сейчас вспомню… Вспомнил, Семён Николаевич Котиков. Да, Семён Николаевич Котиков.

      Снова повернувшись к Спиридоновой, капитан спросил:

      – Чем объясните ваш поступок в отношении гражданина Ульянова-Ленина? Извините, гражданина Котикова.

      – Личной неприязнью, – выпустив струйку сигаретного дыма, ответила Спиридонова.

      – Врёт она! – возмутился Котиков. – Это её мои конкуренты, скорее всего, подослали. На Красной площади еще три Ильича подрабатывают. Место-то хлебное.

      – Никто меня не подсылал, капитан, – возразила Спиридонова. – И тех пристрелю.

      Арашол Исхакович Цукерман

      Арашол Исхакович Цукерман был с детских лет простоват, и его постоянно обманывали. И кого! Человека, у которого, что по линии мамы, что по линии папы текла в жилах еврейская кровь! Правда, с небольшой примесью армянской – по линии папы. Дедушка Арашола, Арам, был армянином. Папа Арашола при рождении хотел вначале назвать своего сына Арамом – в честь дедушки, но мама Хая сказала, что тогда её папа, другой дедушка, Шолом, может обидеться. В конце концов, было решено назвать новорожденного в честь двух дедушек – Арашолом.

      Еще в пятилетнем возрасте Арашол вышел поиграть во дворик, коих в Одессе не перечесть, с новеньким трехколесным велосипедиком, а домой вернулся с большим ржавым гвоздем.

      – Арашольчик, – спросила бабушка Роза, – а где твой велосипедик?

      – Мы поменялись с Додиком, – ответил Арашольчик.

      – На что?

      – Вот на этот гвоздик.

      Бабушка Роза упала в обморок.

      Не помогла после даже и золотая медаль, с которой Арашольчик закончил школу. Не помог и вузовский красный диплом. Помогла одна пожилая дама, проживающая на Малой Арнаутской, к которой, по совету своей знакомой, мама Хая привела уже бородатого Арашола. Дама зарабатывала на жизнь тем, что составляла гороскопы и занималась магией – и черной, и белой. Короче, черно-белой.

      – Что с ним? – спросила дама.

      – Жуткий шлемазл! – ответила мама Хая, вытирая платочком слезу. – С рождения.

      – Как зовут?

      – Хая. Хая Соломоновна.

      – Да не вас, а шлемазла вашего.

      – Арашолм его зовут. В честь двух дедушек – Арама и Шолома.

      Дама усадила Арашола за круглый стол с горящими свечами и поставила перед ним большое квадратное зеркало.

      – Напиши свое имя на этом листке, – сказала она Арашолу. – Написал? А теперь положи перед зеркалом. Положил? Теперь читай, что написано на листке, но в зеркале.

      – Ло-ша-ра! – прочитал по слогам Арашол.

      – Лошара! – воскликнула мама Хая, хватаясь за сердце.

      – Вот