В водовороте. Алексей Писемский

даже кровь сказывалась, так как предание говорило, что не дальше как дед родной барона был ювелир и торговал на Гороховой, в небольшой лавочке, золотыми вещами.

      После бриллиантов барон обратил некоторое внимание на старинные экипажи, которые его поразили своею курьезностию.

      – Что это за безобразие, что это за ужас! – говорил он, пожимая плечами.

      – Покажи и тебя через десять лет в твоем пиджаке, – и ты покажешься ужасом и безобразием, – заметил ему князь.

      – Тут не в том дело! Они сложны, огромны, но комфорта в них все-таки нет, – возразил барон.

      – Никак не меньше нынешнего: попробуй, сядь, – сказал ему князь, явно желая подшутить над приятелем.

      – Гораздо меньше! – воскликнул барон и в самом деле хотел было сесть, но чиновник не пустил его.

      – Нет-с, этого нельзя, – сказал он ему не совсем, впрочем, смелым голосом.

      – Жаль! – произнес барон и пошел дальше.

      Когда они, наконец, стали совсем выходить, чиновник обратился к князю, которого он немножко знал, и спросил его почти на ухо:

      – Кто это с вами, министр, что ли, какой?

      Барон очень уж важен показался ему по виду своему.

      – Нет, барон один, – отвечал ему с улыбкой и не без умысла князь.

      – Ах, он ягель немецкий, трава болотная! – зашипел, заругался чиновник. – Недаром меня так претило от него!

      Почтенный смотритель древностей был страшный русак и полагал, что все несчастья в мире происходят оттого, что немцы на свете существуют.

      В Троицком трактире барон был поставлен другом своим почти в опасное для жизни положение: прежде всего была спрошена ботвинья со льдом; барон страшно жаждал этого блюда и боялся; однако, начал его есть и с каждым куском ощущал блаженство и страх; потом князь хотел закатить ему двухдневалых щей, но те барон попробовал и решительно не мог есть.

      – Ах, ты, габерсупник[62]! – сказал ему почти с презрением князь.

      – Почему же габерсупник? – возразил барон, как бы даже обидевшись таким названием.

      Вина за обедом было выпито достаточное количество, так что барон сильно захмелел, а князь отчасти, в каковом виде они и отправились домой.

      – Это Сухарева башня? – говорил барон не совсем даже твердым языком и устремляя свои мутные глаза на Сухареву башню.

      – Сухарева! – отвечал ему прежним же насмешливым тоном князь.

      – Ее Брюс[63] построил? – продолжал барон надменнейшим и наглейшим образом.

      – И не думал! – возразил ему серьезно князь.

      – Как не думал? – воскликнул барон. – Я положительно знаю, что водопровод ваш и Сухареву башню построил Брюс.

      – Ну, да, Брюс!.. Ври больше! – произнес уже мрачно князь.

      – Нет, не вру, потому что в России все, что есть порядочного, непременно выдумали иностранцы, – сказал барон, вспыхивая весь в лице.

      – Отчего же ты до сих пор ничего порядочного не выдумал? – спросил его князь.

      – Отчего я?.. Что же ты меня привел тут в пример? Я не иностранец! – говорил барон.

      – Врешь!..

62

Габерсупник – человек, питающийся «габерсупом» – лечебной жидкой овсяной кашей.

63

Брюс, Яков Вилимович (1670—1735) – государственный деятель и ученый, сподвижник Петра I.