Быстрее империй. Сергей Фомичев

честно, – добавил я. – Это единственное известное мне местное слово. Но уж его-то я собираюсь использовать на полную катушку.

      – Потлач? – попытался вспомнить Лёшка. – Постой, это пьянка что ли?

      – Грубо говоря, да, но не совсем. Скорее классическая «материализация духов и раздача слонов», сдобренная хорошей пирушкой. Через что я и надеюсь подобрать ключ к сердцам аборигенов.

      – Через огненную воду или подарки? – ухмыльнулся Тропинин.

      – Это не просто подарки. Это как бы верительные грамоты. Инвестиции в дружбу. По дарам здесь судят о достатке и о положении человека. Дары определяют его социальный статус или политический статус его племени.

      Единственное, что меня тревожило, это источник знаний. О потлаче мне рассказывал укурившийся травы хиппи, и что в его словах было правдой, что вымыслом, а что было навеяно дурью предстояло узнать на практике.

      – Не попробуем, не узнаем, – произнес я вслух.

      Окунев покосился на нас, но смолчал. Иногда мы с Тропининым забывались и говорили слишком откровенно, используя словечки, так сказать, не от мира сего. За долгие годы дружбы капитан уже привык к моим вывихам, но теперь, когда я нашёл собеседника, проколы участились и он всё чаще пожимал плечами.

      Тем временем одна из лодок пошла на сближение. Приметив в ней индейца, одетого богаче прочих, я приказал капитану притормозить. Паруса убрали, дав флотилии отмашку белой тряпкой, чтобы продолжала путь. Несколько коряков во главе с Чижом на всякий случай засели с мушкетами на крыше казёнки. Их дружный залп мог превратить в фарш абордажную команду, вздумай дикари напасть. Можно было и на марс посадить кого-нибудь с фальконетом, но шкипер опасался за целостность рангоута после отдачи.

      К счастью обошлось без стрельбы. Лодка подошла к борту, гребцы уровняли скорость, а вождь, если это был вождь, что-то прокричал нам.

      – Не очень он похож на Гойко Митича, – заметил я.

      И правда. Внешностью индейцы мало походили на киношных собратьев, к каким я привык. Скорее напоминали коряков или якутов, а то и вовсе монголов. Отмой такого от краски, сними перья, поставь среди азиатских моих друзей, и я вряд ли разыщу американца.

      Поскольку архипелаг Александра пришлось пропустить, мы не обзавелись очередным толмачом, которого я планировал найти уже среди обитателей Ситки. А из кадьякских эскимосов никто не знал этой страны, а значит и не понимал местного диалекта. В будущем я рассчитывал использовать для переговоров язык тлинкитов, они наверняка добирались сюда, а пока свесился за борт и громко произнёс единственное известное мне местное слово.

      – Потлач!

      Затем, указав на солнце, изобразил дугу до горизонта на западе. И растопырил обе ладони.

      – Потлач! – повторил я, раздвинув руки, словно хвастал размерами пойманной рыбы.

      – Потлач! – я указал рукой на юг и добавил: – Саанич. Сааниш.

      Не знаю,