Атомные Ринки. Иван Владимирович Кудишин

последовательность, восемь голов и шестнадцать ушей.– закончил за него Либстер.

      – Я не шучу, проф! – обиделся Ларкин – Это же беспрецедентно! Генная мутация!

      – Ларкин, не кипятитесь, прецедентов масса. Будете в Филадельфии – загляните в тамошний музей хирургии. Сиамских близнецов обычно определяют в категорию инвалидов с детства. Кстати, Вы не поинтересовались, каковы у них шансы?

      – Не знаю, проф. Знаю только, что им уже три с половиной месяца, и они вполне жизнеспособны.

      – О'кей, Ларкин. Еще вопросы есть?

      – Нет, проф.

      – Тогда – до завтра. Идите, отдыхайте.

         Как только шаги студента затихли в другом конце гулкого коридора, Либстер решительно встал и направился в детское отделение.

         Дежурная сиделка всем своим могучим бюстом встала на защиту бокса номер пять. Не помогали никакие увещевания, ни фамилии фон Далецки и Либстер. Пришлось возвращаться в свой кабинет за пропуском. Лишь оранжевая пластиковая карточка усмирила сурового цербера. Ник вошел внутрь.

         Девочки не спали. Они внимательно поглядели на нового гостя. Либстер был удивлен, если не сказать – поражен. Судя по всему, близняшкам было хорошо в общем теле; на кожице нигде, даже в тех местах, которые должны были постоянно соприкасаться и тереться, не было заметно раздражений. Как психиатр, Николас был приятно удивлен спокойствием девочек, их смышленым, изучающим взглядом. Он протянул своим новым знакомым палец. Нежные младенческие пальчики коснулись его руки. Девочки заулыбались. Через минуту они уже без помощи Ника схватили погремушку и играли с ним.

         Несмотря на постоянные знаки неодобрения со стороны ревностной сиделки, Ник стал часто заходить в бокс номер пять. Работы у него сейчас было мало, в основном – консультации со студентами. Играя с девочками, лаская их, Ник логически подходил к самому ответственному решению в своей жизни.

         Детей, как, впрочем, и жены, у Ника не было; он просто настолько привык с юности к самостоятельной жизни, что как-то забыл жениться. Женщины были от него без ума, неоднократно делались попытки женить его, но хитроумный Ник мастерски уходил из расставленных сетей. У него было несколько бурных скоротечных романов, но ни одна из обольстительниц не оставила в его жизни сколь нибудь заметного следа. Правда, как сказал кто-то мудрый, если к сорока годам в комнате мужчины не раздаются детские голоса, в ней поселяются кошмары. В отношении Ника эта сентенция, к большому сожалению, оказалась справедлива: в свои тридцать шесть он начал ловить себя на том, что если в его жизни не появится близкий человек, то вскоре ему может понадобиться помощь его коллеги-психиатра. Ринки так тронули его сердце, что он решил удочерить их. Долгими вечерами, сидя у себя в номере, Ник трезво оценивал ситуацию и приходил неизменно к выводу, что ничего кроме пользы от этого не будет. Он сможет дать девочкам неизмеримо больше, чем все сиротские дома мира: в первую очередь, сознание полноценности и нужности. На скудость средств Ник не жаловался, при его сорока пяти тысячах годового дохода