Атомные Ринки. Иван Владимирович Кудишин

вы поживаете, герр профессор? Что новенького?

      – Все по-старому, моя милая. Работы много. Сплошь молодые мамаши, самим еще в куклы надо играть, а они уже рожать торопятся.

      – А абортов много? – Оксетт отпила апельсинового соку.

      – Достаточно, Окс.

      – Моя бы воля – я бы их вообще запретила! Согласись, при нашем уровне контрацепции можно бы и поумнеть, а не выступать в роли Бога – хочу – даю жизнь, хочу – убиваю. – Окс оседлала любимого конька, она до сих пор переживала за свою лучшую подругу, оставшуюся бесплодной в результате подобной операции.

      – Ну, милочка, если оставить в стороне этические моменты, которыми пусть занимаются другие, могу тебе сказать, что эти новомодные гормональные пилюли обладают массой побочных эффектов, ими сложно пользоваться, приходится принимать каждый день, ("Тоже мне!"– фыркнула Окс) да и вероятность предохранения у них значительно меньше, чем у банального презерватива.

      – И что же вы, эскулапы, можете предложить? Семидесятые годы на носу, а вы все еще ничего путного не придумали.

      – Могу предложить одно – иметь всегда голову на плечах.

      – Даже в постели?

      – Даже в постели. И потом, моя дорогая, имей в виду, что каждый конкретный случай должен быть рассмотрен индивидуально.

      – Что ты имеешь в виду?

      – Три месяца назад я потерял молоденькую пациентку. Если бы вовремя был сделан аборт, она бы осталась жива и могла бы иметь детей.

      – Почему же тогда этот ребенок убил ее?

      – Родились сдвоенные девочки.

      – Как? Сиамские близнецы?

      – Да. Представь себе, Оксетт, ниже пояса это один человек, а выше – два.

      – Почему? Из-за чего такое бывает?

      – Это изменения на уровне генного кода, Окс. Результат радиоактивного облучения, по всей видимости.

      – Надеюсь, она… они тоже умерли?

      – Нет, они выжили, и даже сделали определенные успехи в своем развитии. Я имею в виду, успехи относительно своих сверстников.

      – Боже мой! Ты с таким оптимизмом говоришь, как будто у этих бедняжек есть будущее!

      – Все возможно, Окс. Конечно, скорее всего, они окончат свои дни в каком-нибудь закрытом пансионате для престарелых и инвалидов, но по-моему, у них все же есть шанс.

      – О каком шансе ты говоришь, герр профессор! Они же не приживутся в социуме, не забывай об эффекте белой вороны. Ни образования, ни общения, ни семьи, ни счастья… Гуманнее было бы усыпить их, пока они еще жизни не видели.

      – Вот тут-то ты, милочка, и попалась! Ты же сама пять минут назад говорила что-то о запрете абортов и о гуманизме к нерожденным детям, не так ли?

      – Не лови меня на противоречиях, герр профессор! По-моему, ты эту историю выдумал, чтобы меня переспорить. Ну, или взял из какой-нибудь хрестоматии. Очень уж этот случай неправдоподобен.

      – Хочешь взглянуть на них?

      – Не откажусь, герр профессор, только завтрак доем. – В душе Оксетт царил сумбур, но не в ее правилах было идти на