Вера, Надежда, Виктория. Иосиф Гольман

Сколько в медпункте было.

      – Спасибо, Марта. Вы можете идти. А я продолжу осмотр.

      Женщина тихо вышла.

      Дальше все происходило в молчании. Да и недолго происходило.

      – Выпей еще чая, – сказала Верочка мальчику.

      Тот послушно взял чашку с уже остывшим чаем и с трудом, через силу, сделал пару глотков.

      – Еще, – умоляюще попросила Верочка.

      Алик отрицательно покачал белобрысой головой и аккуратно поставил чашку на место. Точнее, пытался сделать это аккуратно.

      Не получилось.

      – Хорошо, малыш, – сказала Верочка. – Больше не будем тебя мучить. Все будет в порядке. Гаврилыч, размести Алика в изоляторе. Пусть полежит на кроватке.

      Алик встал и медленно пошел в указанном Гаврилычем направлении.

      Вера подманила фельдшера пальцем и, уже не улыбаясь, сказала только одно слово:

      – Вязки.

      – Я понял, – тихо ответил старый фельдшер.

      Колосов ничего не сказал.

      Потом все же сказал:

      – Я так не думаю, Вера Ивановна.

      Развернулся и вышел.

      «О Господи, дай мне силы!» – неведомо почему взмолилась атеистка и комсомолка Семенова.

      – Мария Григорьевна, продезинфицируйте приемное отделение и коридор к изолятору, – спокойно сказала она. – И проинформируйте кого следует о случае бешенства.

      Кого следует – это, по инструкции, главврача Каната Сеймуровича. Потом, одновременно, районную и центральную санэпидемстанции. Скоро здесь будет много народа. Не только врачи, но и милиция. Что-то типа следствия: искать всех, кто был в контакте с больным ребенком. Искать больное животное и других укушенных.

      И еще будет очень-очень много писанины.

      А мальчик Альберт к тому времени умрет.

      Потому что лекарства от бешенства не существует. Вакцина ему не помогла. Может, была просроченная, может, просто недостаточное количество.

      Вера Ивановна Семенова положила руки на белый столик, а лицо – на руки, и тихонько, поскуливая, как щенок, заплакала.

      Гаврилыч вернулся из изолятора.

      Погладил ее по голове своей большой, тяжелой рукой.

      – Ничего не поделать, – вздохнул он. – На все воля божья.

      Потом пришла Марья Григорьевна.

      И не одна, а с Канатом Сеймуровичем. И ладно бы только с ним! Верочка слышала звук мотора подъехавшего «газика», но не связала его с происходящими событиями.

      А между тем в маленький приемный покой вошли еще двое: начальница местной санэпидемстанции, полная властная женщина лет сорока, и мужчина, незнакомый Верочке, зато хорошо знакомый всем остальным – лично первый секретарь районного комитета партии. То есть человек, работающий на территории в несколько сот квадратных километров и богом, и царем, и героем одновременно. По крайней мере, до тех пор, пока его не снимут с должности более высоко стоящие боги и цари из единовластно правящей партии.

      – Девушка, вы что тут себе позволяете? – с порога начал он. – Какое, к черту, бешенство?

      Секретарь горкома сам был в бешенстве, причем в полном.

      – Вера Ивановна, – мягко начала дама. – У нас