Плеханов был весьма склонен толковать марксизм в духе позитивистского эволюционизма того времени
[230]. Большое влияние на него оказал и Гегель, у которого он взял идею “разумной необходимости”, управляющей развитием истории
[231]. Такое же смешение натуралистического эволюционизма и гегельянства можно найти у Энгельса, который, как следует помнить, считался в то время “более значительным философом, чем Маркс”
[232]. Поэтому неудивительно, что правовые воззрения были заимствованы Плехановым у Энгельса, для которого право по сути своей было инструментом классового господства. Можно сказать, что, подобно Энгельсу, он утверждал господствующую теорию правового позитивизма или, более точно, командную теорию права, отличаясь от ее немарксистских представителей тем, что подчеркивал классовое содержание законодательства и судопроизводства. Очевидно, что с таких позиций он не мог выступать против положения Кропоткина о том, что право – “это не что иное, как средство поддержания эксплуатации трудящихся масс богатыми бездельниками”. И действительно, Плеханов не стал критиковать этот взгляд на право в своей известной брошюре об анархизме. Вместо этого он критикует анархистов как “
декадентов утопизма”
[233], определяя утописта как человека, который, “
задумает совершенную социальную организацию, исходя при этом из какого-нибудь абстрактного принципа”
[234], и утверждает, что международная социал-демократия, в отличие от утопизма, опирается не на какой-то абстрактный принцип, “а на ‘устанавливаемую строго естественнонаучным путем’ экономическую необходимость”
[235]. Он обвинял анархистов и во многом другом, например в склонности к насилию, чрезмерном индивидуализме и даже аморализме
[236], но уделял мало внимания их взглядам на право. Казалось, он не видел различия между Бакуниным и Кропоткиным, отрицавшими любые законы, и Прудоном, считавшим закон “выражением суверенитета народа” и верившим, что “договор разрешает все проблемы”
[237]. Характерно, что много места он отвел для критики положительной оценки права Прудоном, умолчав о правовом нигилизме Бакунина и Кропоткина. Его общее определение анархизма объясняет этот акцент: положительный подход к праву у Прудона был для Плеханова ясным доказательством утопического характера анархистской мысли, ее утопической веры в совершенное законодательство
[238], тогда как взгляд на право как инструмент классового господства, которого придерживались русские анархисты, был, по его мнению, реалистическим, марксистским элементом в анархистской теории.
С такими взглядами на право было логично считать, что государственная власть выше закона, что это – диктатура. “В политике, – утверждал Плеханов, – кто имеет власть, тот и диктатор”[239]. Он добавлял, конечно, что все формы государственной власти следует объяснять в понятиях диктатуры