Детство, раненное войной. Воспоминания ветеранов-журналистов. Павел Владимирович Владыкин

войны я учился в школе №49. Серафима Михайловна Губина, наша учительница, объявила, что в школе начался сбор подарков для фронта. Мои одноклассники приносили все, что могло пригодиться бойцу: домашней вязки носки и перчатки, пачки махорки, бритвенные приборы… Я с подарком никак не мог определиться, и мне казалось, что Серафима Михайловна осуждающе смотрит на меня сквозь толстые стекла очков.

      Мама работала крановщицей в горячем 32-м цехе Мотовилихинского завода. Узнав, что меня заботит, она вместо того, чтобы поспать перед ночной сменой, несколько часов перебирала вещи в ящиках комода. Наконец вытащила бордовую пилотку, которую я носил до войны. Такие во время гражданской войны в Испании носили бойцы интернациональных бригад, и потому их называли «испанками».

      Засыпал я под стрекот швейной машинки. А утром на столе лежал кисет, сшитый мамой из испанки. На нем сохранились вышитые на одной стороне звезда, на другой – серп и молот.

      Хлебный магазин размещался в полуподвале жилого дома. Пока продавщица вырезала из моих карточек талоны и наклеивала их на бумажный лист, я буквально поедал глазами ряды буханок. От теплого, обволакивающего хлебного духа сосало под ложечкой.

      Покинув детсад с его трехразовой кормежкой, я засыпал и просыпался с мыслями о еде. Утром, перед школой, съедал кусочек хлеба и выпивал стакан слегка подслащенного сахарином кипятку. Вместо заварки – измельченная, пережаренная морковь. Иногда кипяток окрашивали так называемым фруктовым чаем. Он представлял собой смоляной черноты брикеты, спрессованные из фруктовых отходов. Мы, дети, иногда жевали эту обжигающую горечью смесь, чтобы заглушить чувство голода. Помогал забыть на время о еде и твердый, как камень, подсолнечный жмых (он получался при отжиме масла). Его можно было долго держать за щекой. По пути домой из школы я часто забегал к деду Александру, который работал сторожем на фабрике-кухне. В послевоенное время она была преобразована в ресторан «Горный хрусталь». Бывало, сижу в тесной будке-сторожке, жадно, почти не разжевывая, ем припасенный для меня дедом чибрик – пирожок без начинки, и запиваю его горячим суфле. Этот тягучий, отдающий патокой напиток готовили на фабрике-кухне. Разомлев от тепла и еды, наблюдаю, как дед, свернув самокрутку, прикуривает. Прижав к нитяному труту кремень, он обломком плоского напильника высекает искру. Затем, подув на задымившийся трут, прикуривает цигарку. Фраза «экономить на спичках» в годы всеобщего дефицита отражала вынужденную необходимость.

      Однажды, когда я шел от деда, мимо протрусила лошадка с баком суфле на санях. На повороте, у заводской поликлиники, сани попали в глубокую ледяную колею, их занесло, и бак опрокинулся. Возница растерянно ходил вокруг и смотрел, как колея заполняется суфле. Тотчас к месту происшествия сбежались люди из ближних домов и стали котелками, ковшами, кастрюлями черпать исходящий паром напиток.

      Ожидая маму из первой смены, сижу на лестнице,