Либеральный архипелаг. Теория разнообразия и свободы. Чандран Кукатас

которые идут вразрез с их совестью. А общины, религиозные организации или спутники на жизненном пути нередко прибавляют свой голос к диктату совести, не только придавая последнему конкретное направление, но и наделяя его особой силой в качестве источника мотивации.

      При анализе человеческого поведения совесть становится не менее важна, чем личные интересы, и отнюдь не из-за того, что люди всегда подчиняются диктату совести, забывая о личных интересах. Все дело только в том, что время от времени совесть оказывается сильнее личных интересов. Юм понимал это, когда отмечал поразительную непримиримость религиозных конфликтов.

      Что не менее важно, для понимания человеческого поведения требуется признать, что оно носит преимущественно рациональный характер. Индивидуумы преследуют свои цели, руководствуясь личными интересами, заботой о других и совестью. Но две последние мотивации служат основой для человеческой рациональности в не меньшей степени, чем личные интересы. Нет ничего иррационального в том, чтобы гибель мира предпочесть зуду в пальце; но точно так же нет ничего иррационального и в том, чтобы предпочесть собственную смерть удалению одного-единственного кирпича из фундамента мироздания[94].

      Такое представление о рациональном поведении делает нашу теорию человеческого поведения насквозь юмовской. Индивидуум всегда – и повсюду – представляет собой существо, одолеваемое страстями, мотивируемое желаниями и обладающее рациональностью, которая позволяет ему оценить издержки, связанные с альтернативными вариантами действий. Однако соответствующие издержки не обязательно принимают форму ущерба, нанесенного личным интересам индивидуума. Они могут выражаться во вреде, причиненном тем, к кому мы питаем привязанность, или в неверности нашим принципам.

      Это непосредственно приводит нас к третьему моменту, который можно извлечь из рассуждений Юма о человеческой природе. Самый важный источник человеческой мотивации – это принципы или, точнее говоря, совесть. Этот вывод важен в данном контексте не потому, что совесть всегда одерживает верх над другими мотивами: как отмечалось выше, иерархии мотивов не существует; личные интересы порой заставляют нас пожертвовать принципами, точно так же как принципы порой вынуждают нас поступать вопреки своим интересам. Однако совесть не только руководит нашими поступками (преимущественно); помимо этого, мы сами считаем, что она должна нами руководить. Именно эта мотивация в первую очередь и делает нас людьми.

      Можно выразить эту мысль по-другому, сказав, что все люди умеют отличать хорошее от плохого или, в более широком плане, обладают нравственным чутьем, определяющим их поведение[95].

      Но при этом встает вопрос: почему мы считаем, что эта конкретная мотивация имеет первоочередную важность, не являясь всего лишь одной в ряду равно значимых? Причина в том, что эта мотивация оказывает более глубокое структурирующее

94

Эти слова представляют собой аллюзию на знаменитое замечание Юма в книге II его «Трактата»: «Я ни в коей мере не вступлю в противоречие с разумом, если предпочту, чтобы весь мир был разрушен, тому, чтобы я поцарапал палец»; «я не вступлю в противоречие с разумом и в том случае, если решусь безвозвратно погибнуть, чтобы предотвратить млейшую неприятность для какого-нибудь индийца или вообще совершенно незнакомого мне человека»; «столь же мало я окажусь в противоречии с разумом и тогда, когда предпочту несомненно меньшее благо большему и буду чувствовать к первому более горячую привязанность, чем ко второму» Hume (1975b: 416). [Юм Д. Трактат о человеческой природе // Юм Д. Соч. в 2-х т. М.: Мысль, 1996. Т. 1. С. 458].

95

Самое серьезное из современных обоснований этой идеи содержится в: Wilson (1993). Также вполне возможно, что именно это имел в виду Ролз, начиная свою теорию справедливости с допущения о том, что всем людям присуще чувство справедливости. См.: Rawls (1971: 41, 46) [Ролз Дж. Теория справедливости. М.: УРСС, 2010].