Убить Ангела. Сандроне Дациери

Девочка. – Он пока не готов отвечать».

      «Мне он кажется вполне готовым, – возражал полицейский. – Может, хотя бы попытаемся?»

      «Рано». Девочка никогда не меняет тона, даже когда говорит с ним. Даже когда ей приходится разжевывать ему очевидные истины – например, как сломить волю человека.

      Бывший полицейский не знает, где она этому научилась. Не знает он и того, каким образом она пережила казнь в Коробке и освободила его. Главное, что ей это удалось, и бывшему полицейскому остается только верить в нее. Повиноваться ей и надеяться на ее милосердие.

      Девочка прижимает плоскогубцами левый мизинец связанного мужчины. Тот начинает мычать еще громче, невразумительно умоляя о пощаде. Девочка медленно качает головой.

      – Рано, – говорит она, смыкает плоскогубцы и готовится к долгой ночи.

      1

      Мужик был конченым кретином, – одевался как кретин: брюки с отворотами и мокасины на босу ногу, – у него была кретинская, да вдобавок еще и загорелая физиономия, и, словно этого было мало, разговаривал он тоже как кретин. Данте Торре с трудом удержался, чтобы не сообщить кретину его диагноз, и с деланым энтузиазмом вошел за ним в портик университета Сапиенца. За внушительным фасадом ректората скрывались гораздо более древние корпуса, где размещались факультеты. Он задерживал дыхание, пока снова не оказался под открытым небом. Попав в центральный двор, он набрал полные легкие воздуха, и Кретин, также известный как доцент Франческо Дельи Уберти с кафедры новейшей истории, обернулся к нему:

      – Все хорошо, господин Торре?

      – Конечно. Так о чем вы говорили, профессор?

      – Я говорил, что ребята будут счастливы с вами познакомиться.

      К ним, смеясь и толкаясь, направлялась группа студентов. Данте повернулся боком к молодежи и вскинул руки, вовремя избежав столкновения. Из его папки на булыжную мостовую посыпались бумаги и ручки. Кретин нагнулся:

      – Позвольте вам помочь.

      Данте поспешно подобрал один из листков, пока тот не успел к нему прикоснуться.

      – Не беспокойтесь, я сам.

      – Что вы, это такие пустяки.

      – Я сам, – не допускающим возражений тоном повторил Данте.

      Кретин резко выпрямился:

      – Простите.

      Данте попытался улыбнуться.

      – Просто у меня тут… как бы своя система, – на ходу придумал он. Господи, до чего ему было паршиво.

      Всю ночь Данте проворочался, размышляя о предстоящей встрече, и каждые двадцать минут вставал то за кофе, то за таблетками, то за водкой, водой и сигаретами. Заснуть ему удалось только на рассвете. Во сне он шел по сужающейся пещере, пока свод не стал настолько низким, что двигаться дальше было невозможно, – в жизни он не осилил бы такой подвиг даже под транквилизаторами, – а повернув назад, обнаружил, что выход завален огромным валуном. В этот момент по пещере прокатился голос Отца, приказывающий Данте отрезать его больную руку. Он проснулся, и его вывернуло провонявшей спиртом