Халцедоновый Двор. Чтоб никогда не наступала полночь. Мари Бреннан

пенсионеров!

      Неожиданно из недр капюшона Анны зазвучал громкий смех.

      – Главное – чтоб ты не наградил меня младенцем и не угодил за это в Тауэр, как граф Оксфорд!

      – Прежде мы убежим.

      Романтичная глупость… Куда им бежать? Что он, Девен, видел в жизни? Лондон, Кент да еще Нидерланды. До первых двух рука королевы дотянется без труда, в последних и вовсе убежища не найти… однако Анна удостоила его изумленной улыбки, и как тут было не улыбнуться в ответ?

      Но разочарование не замедлило вернуться, чтоб мучить его, как всегда. Дальше шли молча, пока Анна, почувствовав его настроение, не спросила:

      – Что не дает тебе покоя?

      – Проза жизни, – признался Девен. – Растущее понимание, что я и мои притязания обитаем в разных сферах мироздания, и я вряд ли смогу подняться столь высоко.

      Обтянутая перчаткой рука поднялась и нырнула в сгиб его локтя.

      – Рассказывай.

      Вот потому-то он ее и любил. При дворе постоянно нужно следить, что говоришь: слова здесь – звонкая монета и в то же время оружие, с их помощью выуживают благодеяния у союзника, с их помощью наносят удар врагу. Среди придворных дам дело обстоит немногим лучше: быть может, Елизавета и запрещает своим леди серьезное участие в политике, однако они бдительно следят за расположением духа Ее величества и, улучив удобный момент, могут замолвить словечко за – или против – нужного просителя. Даже те, кого королева не станет и слушать, вполне могут донести сплетни до тех, чье слово для нее что-либо значит. Глядь – а репутация ничего не подозревающего человека изрядно испорчена, и всего из-за пары неосторожных слов…

      А вот с Анной он надобности в этаких предосторожностях не чувствовал никогда, и за год знакомства она ни разу не предоставила ему повода для опасений. Однажды, еще осенью, Анна сказала, что в его обществе ей легко, что с ним она может держаться попросту, непринужденно, и он ее чувства вполне разделял. Возможно, она не из первых придворных красавиц и не самый богатый улов, но все это он с радостью обменяет на возможность высказывать все, что у него на уме.

      – Вот гляжу я на лорда Берли, – заговорил он, начиная рассказ несколько издалека. – Большая часть того, что делает Уолсингем, построена на фундаменте, заложенном Берли. Мало этого: старый барон до сих пор не теряет связей с агентами и информаторами. А когда Берли умрет или – чему не бывать до самого Второго пришествия – подаст в отставку, его баронство, придворную должность и агентуру унаследует сын, Роберт.

      – Но ты – не Роберт Сесил, – сказала Анна, когда он сделал паузу.

      – Уолсингему мог бы наследовать Сидни – он был женат на дочери Уолсингема еще до того, как мы с тобой появились при дворе, но он мертв. А я не настолько симпатичен Уолсингему, чтобы занять его место. И, по всей вероятности, никогда подобных симпатий не удостоюсь.

      Анна ободряюще сжала его предплечье. Гуляя, они держались слишком близко друг к другу – настолько, что ее фижмы на каждом шагу толкали его в бедро –