Ева-пенетратор, или Оживители и умертвители. Александр Бренер

деревьями – ни зги. Я шёл, и не было цели»?

      А?

      А кто сказал: «Двадцать копеек послужили мне в пользу»?

      Ну?

      И это: «Нигде не останавливалось столько народа, как перед картинною лавочкою на Щукином дворе»?

      И это: «Пестуй молчанье»?

      Григорий Перельман – великий оживитель

      Григорий Перельман – великий математик.

      Он доказал гипотезу Пуанкаре, но я в этом ничего не смыслю.

      Перельман представляется мне тем высшим существом, которое совершило ошибку, а потом постаралось её исправить.

      Сначала он стал знаменитым математиком, а потом скрылся от человеческих взоров в Купчино.

      Как сказал Поль Валери: «Любой великий человек запятнан ошибкой. Каждый ум, считающийся могущественным, начинает с ошибки, которая делает его известным».

      И далее: «Самыми сильными умами, наиболее прозорливыми изобретателями, наиболее точными знатоками человеческой мысли должны быть незнакомцы, скупцы, – люди, умирающие не объявившись. О существовании их я догадывался по жизни блистательных людей, несколько менее стойких».

      Значит, в Купчино?

      В Купчино!

      В Купчино!

      В Купчино!

      Одно итальянское стихотворение, на которое обратил моё внимание художник Гия Ригвава

      Есть, оказывается, такой итальянский поэт – Bartolo Cattafi.

      И у него есть маленькое стихотворение под названием «NON SI EVADE»:

      non si evade da questa stanza

      da quanto qui dentro non accade

      В переводе на английский:

                       NO ESCAPE

      therés no escaping from this room

      from all that doeśnt happen here

      А вот перевод на русский:

                      НЕТ ИСХОДА

      нет исхода из этой комнаты

      и всего что в ней не происходит

      Когда я прочитал это стихотворение, то сразу вспомнил о своём позоре.

      У меня есть сын Женя.

      Я его давно не видел.

      А когда в последний раз встретил в Вене – испугался.

      Мне показалось, что Женя похож на Франкенштейна.

      Я, наверное, просто спятил.

      Он не Франкенштейн, а святой, – вот как я считаю.

      Мой ребёнок двухметрового роста, и он уже лысеет.

      Женя, сынок, кто тебя пожалел, когда твой дед разбудил тебя в шесть утра и послал в проклятую школу?

      Меня не было рядом.

      И сейчас нету.

      Дед твой умер, и бабка тоже.

      Ты остался в Израиле один со своей мамой.

      Как ты там, Женя?

      Он молчит, не подходит к телефону.

      Он ничего не делает – просто сидит дома.

      Он спит днём, а ночью то ли дрочит, то ли мечтает.

      Он что-то думает, соображает, читает.

      А вокруг все из кожи вон лезут – делают карьеру, стучат на компьютере, зарабатывают деньги, пишут стихи, рисуют маслом, как Игорь Шуклин, издают журнальчики, как Осмоловский, поднимаются в лифте в офис, опускаются в шахту, летят в самолёте, отравляют жизнь, смешат подружек.

      А Женя ни то ни сё – сидит дома.

      Что это, почему, Женя?

      Он