.

а завтра отправлюсь в Петербург в распоряжение господина Мелиссино, директора шляхетского кадетского корпуса. Его высочество счел, что я смогу быть полезен ему, если усовершенствую свои знания, и пожелал, чтобы я прослушал курсы по артиллерийскому делу и фортификации, которые читает старшим студиозам господин Новосильцев. При этом сам я буду вести у младших кадетов арифметику и геометрию, в которых весьма преуспел в московском пансионе.

      Нынче мы обедали с Сергеем Николаевичем Новосильцевым и долго беседовали. Он велел мне называть его дядей. Говорит, что поначалу удивился сходству моему с вами, а услышав мою фамилию, сразу понял, кто я такой. От него я услышал о смерти брата тетушки Захара Филипповича Новосильцева. Знаю, как сильно вы с тетушкой будете горевать, скорблю вместе с вами…»

      Услышав легкий скрип открывавшейся двери, князь оглянулся – на пороге его кабинета стояла шестилетняя Сашенька и смотрела на него широко открытыми глазами. Следовало отругать ее за то, что она вошла без стука, никому из детей и домочадцев этого не позволялось, однако он сумел лишь сдавленно произнести:

      – Дитя мое…

      – Я стучала, папенька, вы не ответили, – она подбежала к отцу и, положив ручонку на его колено, заглянула в лицо. – Вы плакали, папенька, да? У вас лицо мокрое, вы страдаете. Я тоже нынче утром вспомнила сестричку Оленьку и плакала, но няня Аглая сказала, что Оленька теперь на небе, ей хорошо.

      Князь хотел отослать девочку, но сердце его сжалось – серьезно глядя своими огромными глазами, Сашенька вдруг напомнила ему тот давний день, когда в петербургском доме Новосильцевых маленькая Леночка поцеловала его и прошептала: «Я вас люблю». Тогда Захари в первый раз привез его к себе домой, привез с заранее обдуманным намерением – выманить деньги. Теперь Захари нет в живых, и каким же все это кажется мелким и ничтожным перед лицом смерти! А Леночка… она тогда смотрела на него точно также – широко распахнув голубые глазенки.

      Сашенька была не так похожа на мать, как Мавруша, она казалась маленькой копией тетки Варвары, только глаза не черные, а ярко голубые, больше даже синие. Самая красивая из всех его детей и… самая любимая, хотя в этом ему не хотелось признаваться даже самому себе. Не понимая почему, он вдруг пожаловался шестилетнему ребенку:

      – Умер твой дядя Захари, брат матушки, и я не знаю, что делать – матушка ведь больна, как ей сказать?

      – Надо сказать, папенька, – серьезно возразила девочка, – ведь дядя тоже теперь на небесах, и матушка захочет за него помолиться. Идемте вместе, идемте к матушке, – и, взяв отца за руку, она потянула его за собой.

      Княгиня лежала на подушках и молча смотрела неподвижным взглядом на стоявшего перед ней мужа. Петр Сергеевич порадовался, что жена выглядит теперь много лучше, чем неделю назад, и подумал, что она ведь, в сущности, совсем еще молода, ей только двадцать восемь. Если она не захочет больше его видеть… Что ж, он предоставит ей выбор. Пусть распоряжается всем, что у него есть,