Шкатулка княгини Вадбольской. Книга вторая: МЕСТЬ. Галина Тер-Микаэлян

при нем бумаги. Никакого списка заговорщиков среди них не оказалось, только чертежи пушек и орудий, которые он вез цесаревичу. Да и пороха никакого в карете не нашли.

      – Так может, он успел все уничтожить или выбросить? Нынче снегу-то уже сколько навалило, долго ли из кареты в сугроб кинуть.

      – Обижаете, матушка-государыня, – сдержанно проговорил Степан Иванович, – мои люди хорошо обучены, он ни взорвать себя, ни выбросить письма, ни даже съесть не смог бы.

      – Ну, извини, извини. Но, может, он оставил бумаги дома?

      – Я допрашивал его часов пять. Он твердит одно: вез цесаревичу новые чертежи, составленные господином Мелиссино, чтобы его высочество ознакомился. Я пригрозил пыткой, он побледнел, сказал, что в моей власти делать с ним все, что угодно, но сказать ему больше нечего. Может, и вправду попытать, хоть я сего метода не любитель? Дело-то нешуточное, а Новосильцев в розенкрейцерах состоит.

      – Нет, – твердо ответила Екатерина Алексеевна, – в моем государстве пыток больше не будет никогда. Да и что розенкрейцер, сейчас пол России масонов. Что еще ты предпринял?

      – Отправил людей к Новосильцеву домой, они со всей тщательностью обыскали дом. Он невелик, единственным местом, где могли бы храниться бумаги, был железный шкаф, вделанный в стену кабинета. Ключ от него мы при обыске обнаружили у самого Новосильцева, так что открыли шкаф легко, но и там были одни чертежи, да несколько старых писем, писанных в разные годы. От жены, от брата, от свояченицы. Ничего компрометирующего в письмах не оказалось. И почерка такого, как тут, – он указал на донос, – не встречал.

      Императрица задумчиво покачала головой.

      – М-да, – недовольно сказала она, – получается, видно, что зря человека заподозрили. Скажи, Степан Иванович, ты природу человеческую лучше меня изучил: не могло ли случиться такого, чтобы кто-то пожелал свести с Новосильцевым счеты и решил убрать его руками твоих людей? Донос-то написан, гм… с фантазией, даже порох присочинили. Похоже, женская рука. Ты с женой его говорил?

      – Жену дома не застал, она уехала на бал к Юсупову и в настоящее время там. Посылать за ней туда людей и вносить сумятицу я не решился, поскольку на балу присутствует его высочество Александр Павлович.

      – Ах, озорник, – проворчала Екатерина Алексеевна, и лицо ее при упоминании о внуке осветилось нежностью, – все-таки поехал, хотя я все эти дни намекала ему, что буду недовольна, коли узнаю, что он отплясывает где-то этот мерзкий вальс. Нет, ну ты подумай Степан Иванович, какое непотребство – кружиться, обнимая даму за талию! Куда только мы идем, если прежде дворянство вдохновлялось идеями великих просветителей, а теперь все бредят непристойными телодвижениями, которые и танцем-то назвать нельзя!

      Шешковский, терпеливо выждав, пока она умолкнет, невозмутимо проговорил:

      – Насчет вальса, матушка, ничего сказать не могу, поскольку