Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том третий. Нелли Шульман

мне это ни стоило, – Марта нарочито спокойно сказала:

      – Он не кажется мне психически больным, майор, – она лукавила. Лазоревые, запавшие глаза Ника смотрели сквозь нее:

      – Он не понимает, кто я такая, – Марта сделала шаг вперед, – или понимает, но не может ничего сказать. Не может, или не хочет…, – майор в белом халате, наброшенном на полевую форму, пожевал нижнюю губу:

      – Вы родственница, а не врач, – бесцеремонно заявил он, – не вам судить о его психическом здоровье. У нас есть заключение консилиума, – он фыркнул, – мы имеем дело с параноидальной шизофренией. Вы не видели, как он бросился на шахматы, заметив доску на сестринском посте и что он сделал с палатным радио, – окна палаты поблескивали алюминиевой фольгой. Врач перехватил взгляд: Марты

      – С психически больными людьми лучше вести себя мягко, – он опять пожевал губой, – фольга защищает доктора Смита от читающих его мысли советских военных машин, – он покачал головой, – пациент сначала потребовал, чтобы его всего завернули в фольгу. Потом он заорал, что все вокруг притворяются американцами, а консилиум он назвал врачами-убийцами. Он, видимо, хорошо знаком с современным СССР, – Марта смотрела на безостановочное движение пальцев Ника:

      – Он знает русский язык, – невесело отозвалась женщина, – доктор, какой у него прогноз? – майор удивился:

      – Какой может быть прогноз при шизофрении? Если он начнет принимать таблетки, он станет овощем и сможет клеить коробочки, а если нет, – офицер развел руками, – то любой приступ может завершиться смертью. Шизофреники в минуты прояснения сознания зачастую решают покончить с собой. Может быть, в такой ситуации это самый лучший исход…

      Присев на кровать, Марта осторожно коснулась щеки Ника:

      – Ребенком он любил, когда я его баюкала, – слезы навернулись на глаза, – он любил погрызть в постели сладкое. Малышом он предпочитал сказки, но потом стал читать учебники по математике и физике, – к изголовью пришпилили помятый листок.

      Рисунок был детским, буквы в подписи наезжали друг на друга:

      – Мама, папа, я, Марта, – он раскрасил две головы оранжевым карандашом:

      – Себя и Степана он сделал золотоволосыми, – Марта замерла, – у Констанцы было такое платье, цвета лесного мха. Она могла его надеть в то утро, – она узнала черный комок в углу листа:

      – Перат, – приписала та же рука, – наша сабака, – за спинами семьи виднелись кривоватые стены коттеджа:

      – Ник, – Марта вытерла слезы рукавом халата, – милый, это я, тетя Марта. Ник, не волнуйся, все будет хорошо, ты выздоровеешь, – его пальцы порхали над фигурами, юноша смотрел вдаль. Марта наклонилась к его уху:

      – Скоро твоя сестра вернется домой, – ей показалось, что движение пальцев замедлилось, – Ник, я видела вашу маму. Она думает о тебе и Марте, она о вас тоскует, – сухие губы разомкнулись:

      – Те, кто живы, мертвы, – Ник поморщился, – фигуры пропадают, – он показал на доску, – но пешка может стать