Пульс за сто. Олег Солод

бар.

      Лучинский поднялся с дивана, на сей раз даже не поморщившись. Видно, доктор и впрямь оказался хорошим специалистом.

      11.40

      – Вы действительно считаете, что «Пирамида» никуда не годится? – не удержался от вопроса Карпов, когда они вышли на тропинку, причудливым зигзагом огибавшую дом.

      – Голубчик, да какая вам разница? Ведь Сергеев прав. Это лишь мнение одного человека.

      – Это мнение человека, который разбирается в литературе.

      – И что с того? Вы определитесь для себя, что вам сейчас важнее: сказать новое слово в литературе или чтобы вас не убили. Напечатают – и слава богу. С литературой потом сочтетесь.

      – Хотите сказать, напечатать могут заведомую дрянь?

      Лучинский уставился на него с изумлением.

      – Вы сейчас с этим вопросом серьезно? Будто сами не знаете: процентов восемьдесят из напечатанного – дрянь несусветная.

      – Так уж и восемьдесят.

      – Ага! Заметьте, дискуссия только о проценте. Да что там далеко ходить. У вас в «Звезде» мало дряни?

      – Материалы, которые проходят через мои руки…

      – Ваши коллеги – циники и взяточники?

      – С чего вы взяли?

      – Раз они пропускают то, что вы, как я понял, не пропустили бы никогда, приходится думать…

      – Возможно, у них просто другая точка зрения.

      – Вот! То, что вы услышали от меня – моя личная точка зрения. А у редактора – куда вы там послали свою «Пирамиду»? – может быть совершенно другая.

      – И все же вы считаете, что рассказ никуда не годится, – упрямо повторил Карпов.

      – Опять двадцать пять! Да что ж у вас на мне свет клином сошелся?!

      – Потому что вы – профессионал. Мнение профессионала важно.

      – Чем? Вы разве пишете для профессионалов? Если ваше сочинение придется по душе человеку без диплома филфака, это не доставит вам удовольствия? Любому писателю нужно в первую очередь знать, что его читают. И уже во вторую – кто.

      – Но разве можно не обращать внимания на мнение тех, кто состоялся в профессии?

      – Как же вы узнаете их мнение, позвольте спросить?

      Карпов посмотрел на Лучинского с недоумением.

      – Множество писателей, как вам известно, терпеть не может своих коллег, – продолжил тот. – Поэтому получить объективный отзыв – большая редкость. Конечно, кто-то способен высказаться и объективно. Но это ж надо догадаться, кто до такого снизошел, а кто просто с удовольствием харкнул вам в душу. А кто-то наоборот: в глаза похвалил, а сам думает: «Редкостное дерьмо!» Что же касается критиков, у нас иная стезя. Мы – как фармацевты среди врачей. Образование почти то же самое, но людей лечить нельзя. Между прочим, как маститый критик, сейчас я сам себя опровергну. Для кого пишет писатель, по-вашему?

      – Я полагал – для людей. Но вы, кажется, намерены доказать иное.

      – Запросто! Писатель пишет для себя. В лучшем случае, для узкого круга своих близких. Как можно писать для тех, кого ты в глаза не видел и понятия не имеешь: чем они живут, о чем думают? Нет, конечно,