Теща. Виктор Улин

до такой степени, что ей, как видно, не удалось подобрать коричневую школьную форму. Родители нарядили ее в зеленое платье, она в нем казалась еще толще, чем была. Наша директриса тоже всегда ходила в зеленом, историк Василий Петрович однажды спьяну принял Аллу за Нинель и начал урок на пять минут раньше звонка, потом понял ошибку и страшно ругался.

      Сейчас мне подумалось, что ходячая подушка Зайнетдинова, должно быть, тоже может таить в себе кладезь наслаждений

      Окончательно запутавшись в предпочтениях, я снова обернулся к Косте.

      – А она… у нее… где… какое было… – пересохшими губами выдавил я. – Это… Влагалище?..

      – Что – «влагалище»? – переспросил друг.

      – Ну… как оно устроено… и вообще…

      Я краснел и бледнел одновременно; мне казалось, что мой свистящий шепот слышат все одноклассники, все учителя, вся школа и весь город.

      –…Это то, чем женщина писает?

      – Нет, что ты! – Костя усмехнулся. – Писает она из такой же маленькой щелки, как ты и я. А во влагалище можно засунуть руку.

      – Руку?! – я не поверил.

      – Пожалуй, даже ногу, если очень захотеть.

      – Ногу…

      У меня не было слов; захлестнувшие иллюзии лишали чувств.

      – Ну да. Ты знаешь, когда она…

      Мимо прошла наша классная руководительница, рыжая учительница русского языка и литературы Алина Андреевна. Костя замолчал, рисунок с «корабельным носом» был давно порван, клочки за неимением близкой урны прятались в его кулаке. Но она покосилась на нас с выражением крайнего неодобрения, словно слышала разговор.

      Впрочем, наши лица наверняка имели такие выражения, что догадаться о теме беседы можно было, ничего не слыша.

      – Так где оно, это влагалище? – продолжал упорствовать я. – Оно в самом деле между ног?

      – Ну да, а где ему быть? Не на затылке же.

      Я опять посмотрел на крыльцо.

      Мила Гнедич – двухметровая кобыла, которая в позапрошлом году заняла у меня одиннадцать копеек на «школьное» пирожное и, похоже. не собиралась отдавать – стояла, сомкнув длинные ноги и смотрела поверх всех.

      – А когда стоит, его видно?

      – Нет, – Костя снисходительно покачал головой. – Иначе бы я его сто лет назад еще у матери рассмотрел.

      – А когда сидит?

      – Не знаю. Я же говорил тебе – она в домике света не включала, а окно выходит не на ту сторону, где луна..

      – Значит, когда лежит?

      – Ну да, точно, – вздохнув, Костя проводил глазами Марину, нашу школьную пионервожатую, которой было лет двадцать или около того. – Когда лежит и раздвинет ноги…

      – Значит…

      – Нет, наверное, все равно ни черта не увидишь, хоть юпитером освети, – перебил он. – Там все волосами заросло, как вон у Альты на голове, и еще хуже.

      Костя кивнул в сторону школьного портала.

      – Сейчас тут народу много. После уроков я тебе нарисую. И где его искать, и как выглядит, и еще кое-что вообще. Чтобы, если тебе вдруг тоже придется, ты все уже