На темной стороне Луны. Георгий Вайнер

быстро раскочегарит свой мангал? Ладно, надо парню хотя бы заказать…

      В дальнем углу старички супруги крутили транзистор. Сквозь шум разрядов прорвался голос московского диктора:

      «…создано и реконструировано девяносто девять олимпийских объектов…»

      Потом диктор перешел к другим новостям:

      «…Подслушивание телефонных разговоров в Англии приобрело столь широкие масштабы, что любая беседа по телефону фактически превращается в «интервью спецслужбам»…»

      Человек с шампурами обошел столик, за которым сонно млел иранец со свой пухлой быстроглазой подружкой, поставил на столешницу тарелку, свалил грудой шашлыки и обернулся в поисках стула.

      И оказался лицом к лицу с Корейцем – метра три их разделяло.

      Авторучка с пляшущим счетом времени, текущая по подбородку парня минералка. Дремлющий иранец, тяжелая золотая подкова в низком вырезе платья его подруги. Где-то далеко позади – повар, подбирающий с земли зарезанных кур. Лицо человека с шампурами напротив, полузабытое и все равно очень знакомое, лицо острое и смуглое, как перекаленный топор, – все это мелькало перед глазами Пака, сливаясь в протяжный и пронзительный визг надвигающейся опасности, крик вплотную подступившей беды.

      Он сунул руку под пиджак, рифленая рукоять пистолета мгновенно, привычно легла в ладонь. Но Большой Кореец сидел. А тот – стоял. И уже скинул с тарелки салфетку, под которой лежал на сливочно-розовой поджаристой лепешке «макаров».

      И счет на секунды – более быстрые, чем те, что насекала электронная ручка, – был против Пака. Потому что стрелять сидя он не мог: прямо по линии огня перед ним был парень в куртке – он-то скорее всего и привел за собой убийцу, еще дальше – беспечный иранец и оцепеневшая от ужаса девка.

      Какие отчужденные лица у убийц, успел подумать Кореец и стремительно опрокинулся назад, поднимая коленями на себя столик. Хрупкий пластмассовый щит, ничтожная преграда, отчаянная попытка Корейца выиграть хоть две секунды. Расчет на чудо. Надежда на судьбу. Мечта о спасении. Мольба о жизни. Об уходящем чуде жизни. Господи, как давешние куры. Безнадежный полет без головы… Чудес не бывает…

      Пуля вошла Корейцу в грудь еще до того, как он завершил свой отчаянный кульбит, подкинула в воздухе и тяжело швырнула на доски настила.

      Он уже не слышал грохота выстрела, как и своего отчаянного горлового крика:

      – А-а-и-и! А-а-и-и!..

      И еще крик его не стих, как тупую душную немоту в кафе разрубили еще два выстрела – убийца стрелял в спину парня, зажавшего от ужаса голову руками. Парень ватно ткнулся лицом в ноги лежащего Пака, коротко захрипел и умер. На голубовато-серой, застиранной джинсе мгновенно проступили два черно-красных пятна.

      Очень тихо было под навесом. Чуть слышно булькала вода в пруду, куда стекал темный ручеек из-под перевернутого стола, и там уже толкались, суетились, разевали щелястые рты сазаны. Повар с помертвевшим лицом вытянулся на раздаче рядом с официанткой, бессмысленно-судорожно запахивающей на себе грязный халат, будто она враз ужасно озябла. Никто из посетителей и не пробовал