На темной стороне Луны. Георгий Вайнер

и проверили по учетам?

      – Все сделали. – Назраткулов оторвался от блокнота, в который что-то не переставая записывал.

      Все молчали, но тишина в кабинетике была полна звуков – мрачное сопение Эргашева, шуршание бумаги в руках Назраткулова, скрип половиц под ногами переминающейся в напряжении свиты, через окно врывался звенящий лязг точила на кухне и дикторский голос из забытого всеми транзистора:

      «…Финская фирма «Ренола» поставит и смонтирует в Москве к началу Олимпийских игр 96 открытых кафе летнего типа…»

      Type пришло в голову, что все они сейчас похожи на детей, затеявших игру в «замри!». Все замерли – если не хочешь проиграть, не надо шевелиться, болтать, привлекать к себе внимание.

      – Такого у нас в области еще не было с самого основания… – нарушил испуганное молчание генерал. – У меня на памяти ничего похожего.

      – Запросто могут шапки полететь, – озабоченно вставил Назраткулов.

      «“Шапки полететь”, “к шапочному разбору”… Все о головных уборах! – подумал Тура. Ему показалось вдруг, он понял глубинную причину навязчивых образов Назраткулова. – Полковник! Боится за свою папаху!»

      – …Да и момент какой! Сами судите, Олимпийские игры… Состав отмобилизован…

      Назраткулов покосился на стену, где висел портрет в раме под дуб, и добавил искренне огорченно:

      – Министр вынужден будет докладывать в Москву. Может до Леонида Ильича дойти. Обстановка-то какая…

      Тура понимал, что Назраткулов не просто заполняет паузу этими бессмысленными репликами, он выворачивает курс разговора в нужном направлении.

      – Нам надо все упредить… Пока сверху мер не приняли. И доложить. Так и так. Сами разобрались. Но для этого необходимо точно установить, почему Пак оказался не на рабочем месте, а в кафе… – Назраткулов явно выводил разговор на Халматова.

      Генерал достал сигареты, закурил. Он по-прежнему молча игнорировал присутствие Туры, и это придавало Назраткулову смелости:

      – А заодно и об укрытых преступлениях… – Преступление в «Чиройли» давало возможность одним махом списать все долги, полностью очиститься.

      Говоря, Назраткулов ни на миг не отрывал преданного взгляда от генерала: в любую минуту Эргашев мог сразу и резко поставить его на место. Но сейчас, похоже, генерал поддерживал игру.

      «Необходимо срочно найти виновного, – определил Халматов для себя смысл происходящего. – Не преступника, а виноватого. Опередить министерство, доложить: «Виновный наказан». Похоже, на этот раз им буду я. И видимо, накажут меня круто… Тогда руководству можно будет просто поставить на вид… Или – указать…»

      – В области не регистрируется каждый третий угон скота, каждая четвертая кража, – снова начал Назраткулов.

      – Кража краже рознь… – осадил Эргашев. – В колхозе Кирова волки десять овец задрали. А считалось – похищено!

      – Я не об этих случаях, Абдулхай Эргашевич, – тихо заметил Назраткулов.

      Все отлично знали, о чем идет речь. Все области искусственно регулировали раскрываемость