Иная. Песня Хаоса. Мария Токарева

совсем впали. Котя даже прониклась к нему жалостью, пусть и с оттенком презрения.

      – Да вот скоро… Обещал подарок прислать, – растерянно отвечал он, но пытался понукать жену: – Ты для них угощение приготовила?

      – Приготовила, как же! Все по твоей милости, – проворчала она. – Стараюсь ради «дочки».

      Отчим втянул голову в плечи, словно опасаясь удара. Котя смотрела на широкое лицо старшей жены и все более отчетливо понимала, кто ее главный враг. Однако уже на следующее утро этот дом обещал навсегда остаться в прошлом. Хотелось провести еще хотя бы день рядом с матерью, но радости от этого не ощущалось. Всех охватывала тревога, близняшки без причины заревели, словно почувствовали нехорошее, но к ним тут же кинулась средняя жена, воркуя, как над младенцами:

      – Тихо-тихо, маленькие мои. Мама защитит вас.

      – Едут! Едут! – внезапно подскочили к окну все женщины, даже близняшки, которые не понимали, почему все так оживились.

      Котя же осталась в глубине избы, оцепеневшая, как узник перед казнью.

      – Хозяева, открывайте ворота! Сваты приехали! – вскоре громогласно раздалось со двора.

      Котя сглотнула ком, не двигаясь с места. К счастью, ее участие не требовалось. Старшая жена торопливо понесла угощение.

      – Ничего, вроде люди не худые, – попутно выдохнула она.

      Кажется, все просто боялись, что за долгом отчима приедут не сваты, а злые налетчики с ножами. Котя все-таки прильнула к окну: их оказалось всего трое, притом достаточно богато одетых. На ногах у каждого светились новенькие сапоги, из-под тулупов выглядывали добрые разноцветные кафтаны. Сани их тоже переливались свежей желтой краской, а мохнатые вороные кони выглядели холеными и породистыми.

      «Зачем же я ему такая, из глухих мест? Если он на самом деле богатый. Только странно как они одеты, и не воины, и не крестьяне», – подивилась Котя, нервно теребя все тот же девичий венчик.

      Сваты небрежно приняли угощение. Но против всех традиций далее не последовало обмена полушутливыми ритуальными любезностями, которые обычно состояли из прибауток и иносказаний. Вскоре в избу вошли только старшая жена и мать. Отчим же куда-то отправился вместе с прибывшими.

      – Подарок от жениха, – недовольно проворчала старшая жена, хищно сжимая в руках резной деревянный ларчик.

      – А куда же они сами отправились? – спросила Котя.

      – К старейшине, – бросила старшая жена. – Сказали, что к нему у них дело. И про тебя сказать надо, что больше ты не в нашей деревне будешь.

      – Да и к друиду надо бы, – напомнила о необходимом обряде мать.

      – Бери подарок-то, – словно уговаривая себя, протянула ларчик старшая жена.

      Котя приняла его и открыла, тут же поразившись: на дне в окружении разноцветных шелковых лент светился чудесный костяной гребень с искусной резьбой, украшенный по краю речным жемчугом. Котя медленно поднесла вещицу к глазам. Но счастья при этом не ощутила, словно так ее покупали. Иных подношений семье не