Всё помнят города. Адита Сигорян

сиреневой занавески.

      – Вы кто? – раздался за стёклами звонкий голосок девочки. – Мамы дома нет. Уходите.

      – Можешь не открывать, – улыбнулся лесничий. – На, возьми вот, с окошечка, письмецо.

      Он протянул ей в окно конверт.

      – А откуда письмо? – с недоверием спросила у него девочка.

      – Из Судного.

      – Это от моей тёти!

      Тогда, она открыла оконную раму и, едва протянула руку, чтоб взять конверт, как из сумки у незнакомца к ней на руку выпрыгнула белка, держа в лапках шоколадную конфету в обёртке. Девочка рассмеялась, а лесничий достал целую горсть таких же конфет, и отдал их ей в угощение.

      – Мне нельзя сладкое, да я и сама его не люблю, – смутилась Аминка.

      – Впервые вижу ребёнка, который не любит конфеты, – удивился лесничий.

      – А я вообще, особенная, – похвалилась девочка. – Мой дедушка мне всегда это говорил; и когда я падала, он давал мне сахар.

      – Поэтому, ты и на улице не гуляешь? – поинтересовался он.

      – Мама не разрешает, – ответила девочка. – Вот одна я и не хожу. Я послушная девочка!

      – Сам вижу, – заулыбался лесничий. – Белки к непослушным детям не прыгают на руки!

      Я уже занимался уборкой на привокзальной площади, когда Колька, зачем-то, мне это рассказал. Не помню, чтобы он прежде сам заводил разговор. Расценив это, как что-то важное, я отпустил на перекур своих дворников, подбиравших мусор за демонстрантами, и ответил соседу.

      – У меня какое-то очень плохое предчувствие, на счёт этих семей, – с тревогой признался тот. – Меня беспокоит дочка лесничего, Люба, и ещё, та маленькая девочка, Амина Перцева… У одной нет матери, у другой отца.

      Скажи, не у тебя ли там они проживают?

      – А как их зовут? – поинтересовался я.

      – Я никогда не видел маму Любы, – ответил Колька. – Говорят, она из Владимирского, там и Люба жила, пока отец её ко мне не привёз уже старшеклассницей. Почему – не знаю. Володик мне ничего не рассказывает! Ты с ним дружишь, вот ты у него и спроси.

      – Как зовут-то её?

      – Да откуда мне знать?

      – А как я пойму, у меня ли она, без имени? И о ком, скажи, мне Володика спрашивать?

      Колька задумался, а я, тем временем, продолжал.

      – Тебя правда волнуют эти людские интрижки, кто от кого в подоле ребёнка принёс, кто на кого виды имеет? – не понимал я соседа. – Что ты, как девчонка! Совсем, как соседка твоя, Марусинка, мир её праху. Может, тебя беспокоит что-то другое, но ты сам не знаешь, как это истолковать?

      Кольку эти слова задели.

      – Зазнался ты, вижу, не успев ещё и городом стать! – ответил он. – Конечно, теперь ты умный, а я так, деревня! Сам не знаю, что чувствую, о чём спрашиваю, кого ищу?!

      И с чего он вдруг вспылил? На него это так не похоже, такой тихий всегда, а тут вдруг, целая буря! Что на него нашло? Одно мне было предельно ясно: Околика что-то всерьёз беспокоит. Может, это и связано как-то с детьми, о которых он говорит,