Лукавый Шаолинь. Алина Воронина

Шадов, уже успевший сдать кровь.

      От полагавшихся на обед денег байкеры отказались, а шоколадки отвезли в детское отделение онкологического центра. Я с улыбкой наблюдала за этими волосатыми мужиками, которые смущенно протягивали сладости малышам. Ребята смеялись и приникали к окнам, чтобы посмотреть на мотоциклы.

      – Вот выздоровеете – покатаем, – пообещал им Шадов.

      – Я умираю, – вдруг сказала лысая девочка с голубыми до прозрачности глазами.

      И никто не смог ей возразить. Я расцеловала всех детей, чтобы не встречаться с ними взглядом. Да, большинство из них не выживут. Умрут в страданиях, которые лишь немного облегчает светлая зона, в которой находится больница.

      И мы не сделали почти ничего, потому что наша кровь – лишь ничтожная капля в море страданий и боли. Байкеры сдавали ее прежде всего для собственного самоутверждения. Чтобы попробовать в жизни все, как заметил Шадов.

      И поэтому я не могу смотреть вам в глаза, маленькие люди. И поэтому ухожу в свой мир, где светит солнце и можно быстро ехать на мотоцикле, обняв любимого.

      Мы прошли по коридору, пахнувшему мертвечиной. И уже рядом с выходом Шадов вручил мне серебряный набор – браслет, кольцо и серьги. Иней в серебре. Я почувствовала, что, наконец, нашла свое счастье. Мою серебряную иголку в стоге житейского сена.

      Наступал Серебряный Самайн. Еще не Черный и не Красный. Но Серебро так и склоняет к предательству. В тот день я поклялась, что буду сама принимать решения. И никогда не предам того, кого люблю.

      Тогда я еще не знала, как же быстро нарушу свое обещание.

      Случилось это в конце августа, когда становится тоскливо, потому что осень стоит на пороге. Уже похолодало, и я куталась в косуху Шадова. Мы мирно сидели на лавочке у моего подъезда, когда он вдруг спросил:

      – Иней, я тебе нравлюсь?

      – Конечно, разве ты еще не понял?

      – Подумай, почему.

      – Наверное, потому что даешь мне ощущение свободы и драйва.

      – Это так, но сам я не так свободен, как кажется.

      – Ты женат? – мне неожиданно стало скучно. Что-то нечто в этом роде я и предполагала.

      Шадов рассмеялся:

      – Нет, конечно. Я и не могу жениться.

      – Вот и хорошо. Я тоже не собираюсь замуж. Так что же еще такого страшного ты можешь мне рассказать?

      – Я лучше покажу. Дай руку и постарайся не закричать.

      Но он ничего мне не показал, потому что к нам подошли Кеша и Гоша. Вернее, подбежали. Даже в темноте я видела, какой злобой горят их зеленые глаза.

      – Мы очень долго ждали, когда это закончится. Но вы… Вы перешли все границы, – закричал Гоша.

      А Кеша цепко взяла меня за руку и оттащила от Шадова:

      – Ты с ним спала? – резко спросила она меня.

      – Нннет, – ответила я, заикаясь от испуга. Но уже в следующий момент взяла себя в руки. – Успокойтесь. Сейчас всех соседей разбудите своими криками. Что я такого криминального сделала? Мне уже есть восемнадцать, я имею право встречаться, с кем захочу.

      – Одного не понимаю: