Крест и посох. Валерий Елманов

очнется, говорю? – в раздражении повысил голос Костя, и дворня стала потихоньку исчезать, не желая стать невольными свидетелями, а то и, чего доброго, объектом княжеского гнева.

      Сама Марфуша тоже сбежала бы, и с превеликой радостью, но сделать это мешала беспомощно лежавшая у нее на коленях голова Доброгневы, и она еще более тихо и робко, но тем не менее честно ответила:

      – Не ведаю, княже. Уж ты прости бабу глупую – не обучилась я всему ее знахарству.

      – А кто ведает? – Константин стиснул зубы, чтобы не сорваться.

      – Есть один… – нерешительно протянула Марфуша и, помедлив, добавила все-таки: – Токмо он и вовсе глуп. Коли пустяшное что, может, и сгодился бы. А так… – И она безнадежно махнула рукой.

      – Послать! – приказал Константин и, повернувшись к той части дворни, которая от излишнего любопытства не поспешила вовремя исчезнуть, рявкнул во весь свой могучий голос: – Немедля! Бегом!

      При этом его указующий перст столь властно нацелился сразу на нескольких юнцов, что каждый из них отнес данную команду на свой счет.

      Уже через несколько секунд все они исчезли со двора, преследуя двоякую цель: и выполнить грозное распоряжение, и, пользуясь благовидным предлогом, улизнуть куда подальше, поскольку князь, судя по всему, с минуты на минуту начнет рвать и метать.

      А Константин и впрямь не знал, что бы еще такого экстраординарного предпринять, дабы помочь этой худенькой смуглянке, уже несколько раз спасавшей ему жизнь и потому безмолвно требовавшей сейчас достойного платежа.

      Он бы и рад, образно говоря, рассчитаться самой крупной монетой, но, как назло, не имел в кармане ни единой куны.

      Орешкин еще раз гневно оглядел тех, чье любопытство пересилило страх, и они продолжали оставаться поодаль, в глубине двора, чтобы узнать, чем все закончится. Теперь они старательно отворачивались, дабы не повстречаться с суровым взглядом бешеных княжьих глаз. Константин зло засопел и направился к воротам, хотя понимал, что гонцы только убежали и едва ли стоит ожидать их возвращения в ближайшие минуты, но тем не менее, дойдя до них, покрутил головой во все стороны и только после этого вернулся назад.

      Оцепеневшая Марфуша, по-прежнему держа в одной руке горшок, первой привлекла его внимание.

      – Ну и чего ты на меня уставилась? Взялась поить, так пои, – зло прошипел он, упрямо не желая кричать, но и не в силах удерживать голос в рамках прежних, спокойных интонаций.

      – Ага, ага, – закивала та испуганно и вновь поднесла горшок к лиловым губам неестественно бледной Доброгневы.

      Мутная желтая жидкость из горшка явно не желала проникать вовнутрь и, натыкаясь на непреодолимую преграду в виде плотно стиснутых губ девушки, беспомощной струйкой стекала по остренькому подбородку, оставляя неширокую бороздку и следуя ниже, к тоненькой шее с малюсенькой, отчаянно пульсировавшей голубоватой жилкой.

      Почему-то Константину очень не хотелось, чтобы эта струйка задела ее. Казалось, если жидкость пересечет жилку, то тогда уж бедной девочке помочь и впрямь никто не сможет, но, отводя в сторону