Естественный отбор. Александр Звягинцев

слишком трезвая, явно не русская озабоченность.

      Выглядел он лет на пятьдесят, но в очень светлых густых волосах седины почти не было заметно. Униат или поп из какой-то новоукраинской конфессии, так показалось Скифу. Кэп Степаныч с танкера советовал таких не цеплять – потом не отстанут со своими россказнями про «скаженную москальскую веру». Ребята из команды Скифа вежливо кивнули попу. Тот слишком жеманно приподнял левую бровь и внимательно вгляделся в соседей. Щепотью суетно перекрестился и плеснул каждому в рюмку коньяка из своего графинчика.

      – «Щэ нэ вмэрла Украина…» – поблагодарил дарителя Скиф, чокаясь с ним.

      – «Щэ нам, браття молодii, усмiхнэтся доля!..» – отшутился европейский поп и чокнулся с рюмкой каждого. – Здравы будем, грешники окаянные!

      – Ну, отец, так сразу и припечатал – грешники! – вскинулся на него Засечный. – А может, мы паломники из Святой земли?

      – Несть человека без греха, а грех ваш на вас же отпечатался – правое плечо выпирает, долго на нем ружье носили.

      Поп жадно выпил коньяк и, круто развернувшись, оглядел полупустой салон. Веселая компания была занята собой. Он снова повернулся к соседям по столику и, дав знак, чтобы все наклонились к нему, тихо заговорил, широко раскрывая глаза:

      – Я вас тут, братие, давно жду. Поклон вам от торговых людей из Львова. Пока о делах ни слова, поговорим в тамбуре.

      Команда Скифа настороженно переглянулась.

      – А разве сан позволяет священникам? – как-то уж очень непривычно робко спросил Алексеев.

      – Спиритус – «дух» по-латыни. А сана на мне давно нет, вот только этот подрясник остался.

      – Так ты расстрига, отец? – спросил его Скиф.

      – Увы мне – винца попился, братие. Ибо сказал Экклезиаст: «Пиры устраяются для удовольствия, и вино веселит жизнь, а за все отвечает серебро».

      – А разве в православной церкви Экклезиаста чтут? – снова удивил всех неожиданной почтительностью Алексеев, который и тут не притронулся к еде.

      – Мирское чтиво, – печально согласился поп и опустил лицо, разгоряченное коньяком, в ладони, словно хотел омыть его невидимым потоком. – Вкушайте пищу побыстрей, братие. В вертепе сем небезопасно.

      Скиф со скрытой тревогой в глазах глянул на попа. Тот выразительно ответил ему трезвым взглядом.

      – И где ты это так в религии наблатыкался? – спросил Алексеева уже изрядно повеселевший Засечный.

      – Пулеметчик Владко Драгич в моей роте из монахов был. Царство ему небесное… Помнишь?

      – «Владко-Владко, жить не сладко», – припомнил Скиф чужую поговорку. – А что, отец…

      – Мирослав, – представился поп.

      – Так что, отец Мирослав, у вас за вино и еврейского царя Соломона на гражданку списывают?

      Поп сгорбился, опершись бритым подбородком на кулаки. Голубые прозрачные глаза так долго изучали Скифа, будто тот гипнотизировал его взглядом.

      – Тяжкий грех меня коснулся… Грех провидчества.

      Скиф зябко передернул плечами,