Жесткий лидер. Правила менеджмента от генерала Афганской войны. Стэнли МакКристал

однако звездный час данной концепции пришелся на 1948 г., когда статья «Наука и сложность», написанная Уореном Уивером, была напечатана в American Science. Она содержала всего восемь страниц и не включала никакого оригинального исследования (это было эссе о природе и целях научного мышления), однако оставила неизгладимый след.

      ЕСЛИ ПАДЕТ ФЛОТ НЕЛЬСОНА, ПАДЕТ АНГЛИЯ.

      Уивер утверждал, что наука с начала XIX в. сосредоточилась на вопросах «организованной простоты» – проблемах, в которых присутствует одна либо две переменных, как притяжение двух магнитов или вращение Земли вокруг Солнца[8]. Однако Уивер отметил, что это далеко от принципов действия реального мира. Живые организмы, например, «более всего представляют собой ситуации, при которых полдюжины либо даже несколько дюжин множеств изменяются одновременно, и способы такого изменения неуловимо взаимосвязаны». Он отмечал, что такими характеристиками обладают экосистемы, экономики, а также политические системы. Другими словами, реальный мир полон различного рода взаимосвязей, относящихся к сложности, и у науки нет методов описания этих процессов, и на самом деле наука активно избегала неприятной действительности, предпочитая упрощать все таким образом, чтобы это вписывалось в концепцию вселенной как часового механизма. Однако эти попытки были тщетными, утверждал Уивер. Нельзя вставить квадратную втулку в круглое отверстие, так же как и подчинить сложное правилам, разработанным для осложненного.

      Бильярдный стол с 16 шарами, утверждал он, представляет собой абсолютно иной вид проблемы, нежели бильярдный стол всего с двумя или тремя шарами (так же, как и холодные фронты есть совершенно иное, нежели кометы). Невозможно спрогнозировать, что произойдет на столе с 16 шарами. «От чего зависит цена на пшеницу?» – этот вопрос еще куда более сложен. Проблемы организованной сложности включают в себя «измеримое количество факторов, которые, переплетаясь между собой, создают органичное целое». Эти проблемы на самом деле просто являются слишком сложными[9], писал он, «чтобы использовать старые способы, придуманные в XIX в., которые успешно применялись для решения простых проблем с двумя, тремя или четырьмя вариантами выходов».

      Когда ученые, историки и журналисты стали в этом разбираться, то поняли, что доказательства верности наблюдений Уивера были повсюду, и наиболее очевидные из них отмечались в истории взаимодействия человека со сложными природными экосистемами. Попытка устранить проблему с серыми жуками в Квинсленде, Австралия, – хороший пример по данной теме. Когда в 1930-х гг. заражение личинками жуков уничтожило поля сахарного тростника, агрономы изучили жабу ага, или тростниковую жабу, которая успешно поедала этих жуков на Гавайях. Австралийское правительство завезло 102 такие жабы в июне 1935 г. и выпустило их в реку Литтл Малгрейв. В наши дни, если провести сетью по водам реки Литтл Малгрейв либо по любой другой реке, озеру или пруду, то она будет полна того, что

8

Уивер также отметил, что первая половина ХХ в. прошла под знаком неорганизованной сложности, разбора таких проблем, как поведение газа, объем молекул которого настолько велик, что можно сделать средние значения. И это, конечно, гораздо более простая задача, нежели организованная сложность, однако он практически никак не относится к нашему делу.

9

На самом деле Уивер использовал слово «осложненный», которым он в своей работе заменял слово «сложный» (отделяя эти понятия от того, что может считаться «простым»). В то время, когда он писал свою работу, терминология, использовавшаяся в той сфере, была гораздо менее четкой, нежели после того, как его статья изменила понятие о дисциплине. Однако идеи, которые Уивер пытался донести, гораздо лучше описываются используемым нами сегодня словом «сложный».