По счетам. Андрей Константинов

девицу. Если для твоего самолюбия так комфортнее, будем считать, что я приехал совместить приятное с полезным.

      – Не утешай меня без нýжды… Ладно, проехали. Выкладывай, что конкретно тебя интересует. Хотя нет, подожди, давай сперва еще по одной накатим. Чтоб вышеповеданное устаканилось.

      – Не возражаю…

      Приятели снова выпили. Собираясь с мыслями, Владимир распечатал очередную пачку болгарских. По въевшейся папиросной привычке долго и тщательно разминал сигарету.

      – Знаешь, Пашка, самое удивительное в этой истории то, что ее персонажи – я, ты, Хромов, Юрка, Гиль – переплелись в столь запутанный узел, что выбраться из него не удается даже и по прошествии стольких лет.

      – Вот прям с языка смахнул. Я тоже о чем-то подобном подумал.

      – И это лишний раз доказывает, что каждое наше необдуманное действие несёт за собой последствия во много раз страшнее изначальной ошибки. Здесь я в первую очередь себя имею в виду.

      – Брось. Ты же не виноват, что именно тебя тогда втянули в блудняк с тетрадями Гиля. Кстати, они вообще существовали или это миф?

      – Существовали. Тетради хранились в тайнике у Алексеевых и сгорели в блокаду вместе с домом.

      – Да ладно? Я ведь прекрасно помню, что после ареста в Москве Гиля в адресе на Рубинштейна проводили обыск.

      – Значит, хреново проводили.

      – Может быть. – Яровой задумался. – А согласись, любопытно было бы в них нос сунуть? Понять, из-за чего весь сыр-бор приключился. Ты у самого-то Казимирыча не спрашивал: что за крамолу он тогда понаписал?

      – Старик отказался говорить на эту тему. Сказал, для него это слишком болезненные воспоминания. И вообще, после войны Гиль пересмотрел свое отношение к Сталину. Так что нынешние хрущевские закидоны для него – как серпом по причинному.

      – Но, я так понимаю, держится?

      – Та еще, старого лесу кочерга: скрипит, трещит, но не ломится.

      – Ладно, бог с ними, с тетрадями. Тебя, я так понимаю, интересуют обстоятельства задержания Алексеева-младшего?

      – Именно. Кстати, я захватил с собой копию протокола твоего допроса Юрки. Принести? Чтоб проще было вспомнить?

      – Не нужно. Это дело я помню до мельчайших подробностей.

      – Почему именно его?

      – Потому что имелись в нем, как ты выражаешься, нюансы.

      – Тогда давай от самой печки: откуда вообще всплыла тема с Алексеевым? Догадываюсь, что зачин «для проверки документов был остановлен подозрительный…» – это сугубо для прокурорских отписка?

      – Правильно догадываешься.

      – А с чего на самом деле началось?

      – Началось? Хм… Знаешь, перед самой войной я занимался делом драматурга-сказочника Шварца. Слышал про такого?

      – Разумеется. И, справедливости ради замечу, как раз сказочного у него мало. Все больше чистоганом реальность.

      – Есть такое. Так вот, в записях Шварца я наткнулся на одну фразу. Столько лет прошло, а помню до сих пор.

      – И что за фраза?

      – Всегда несчастья начинаются с глупого. С умного – не начнется.

      – Толково.

      – Вот