По счетам. Андрей Константинов

Когда думаешь с Хрящом пересечься?

      – Завтра у Валюхи, на Маклина, в честь ейных именин гулянка намечается. Может, Хрящ там и нарисуется.

      – Во-от! Отличный повод! За чужим хмелем всякое мелем… А что за Валюха?

      – Да ты ее не знаешь. Крановщица новая, из «Мутного глаза».

      – А, Валька Гуманистка? Знаю, конечно.

      – Почему Гуманистка?

      – Потому что сменщица ее, тетя Фрося, из расчета на пять кружек пива две чайные ложки стирального порошка сыплет. А Валька – всего одну… Ладно, Вавила, давай действуй. Завтра хорошенько погуляй на аменинах, а потом сразу мне отзвонись, как оно прошло. С учетом выходных – можешь смело жарить на домашний. Но в пределах разумного. Я к тому, что по ночам имею дурацкую привычку спать…

      Глава вторая

      – Владимир Николаевич! Просыпаемся!

      Кудрявцев с усилием открыл глаза и увидел перед собой лицо проводницы Машеньки.

      – Встаем-встаем. Прибыли. Ленинград.

      – Как?! А сколько времени?

      – Времени – строго по расписанию, – не сдержала ухмылочки проводница. Впрочем, тут же сочувственно добавила: – Я вам минералочки холодной принесла. Это Михаил Васильевич обеспокоился. За ваше самочувствие.

      – А где он сам?

      – Так ушел уже. Самый первый из вагона выкатился. И, между прочим, как огурчик.

      – А, черт!

      Кудрявцев спрыгнул с верхней полки, судорожно оделся, после чего сковырнул пробку боржому и жадно присосался к бутылке. Искренне в эту минуту сожалея, что не озаботился перед отъездом спуститься на этаж к химикам и разжиться антипохмельными таблетками. Секретнейшая, между прочим, разработка. И одна из тех немногих, что не во вред, а исключительно во благо человеку.

      – Что, товарищ генерал, морген гутен не бывает?

      В дверном проеме купе, насмешливо скалясь, стоял Яровой. Собственною персоною.

      – Пашка! Здорово, чертяка!

      Старые друзья синхронно шагнули навстречу и крепко обнялись.

      Затем, расцепившись, взялись жадно рассматривать друг дружку.

      – Забурел! Забурел, командор! Щечки наел, брюшко отпустил!

      – Так чем нам, пенсионерам, еще заниматься? Это вам, в генералитете, по статусу положено быть стройными да поджарыми. Хотя, если начистоту, видок у вас, товарищ генерал, неважнецкий. Оно и понятно. – Яровой выразительно скосил глаза на столик. – С двух-то бутылок коньяка.

      – С трех. Еще одна, пустая, под полку закатилась.

      – Ого! А сколько ж, стесняюсь спросить, было певцов?

      – Двое.

      – Обалдеть! Не стареют душой ветераны. Да ты, Володька, пей-допивай свою минералочку-то. Хотя в подобном состоянии пивко всяко пользительнее. Кабы знал, захватил бы из дома «Жигулёвского».

      Допивая боржоми, Кудрявцев продолжал разглядывать Пашу. Время его не пощадило: изъеденное морщинами одутловатое лицо, набрякшие мешки под глазами и обильная седина, почти целиком победившая былую чернь некогда шикарной шевелюры. В довершение к облику – оно, не брюшко, но самое натуральное брюхо. Кудрявцев был старше Ярового на несколько лет, однако в сравнении