По счетам. Андрей Константинов

Синюгину изъятые у Юрки армейскую книжку и отпускную бумагу.

      – Та-ак. Лощинин Василий. 368-я стрелковая дивизия, рядовой. Как очутился в Ленинграде, рядовой Лощинин?

      – Отпуск получил. На десять суток.

      – Вот теперь свои десять на губе и просидишь, – откомментировал дежурный.

      – О-отпуск? Это за какие такие заслуги?

      – Там написано.

      Синюгин развернул четвертушку казенной бумаги, пробежал глазами.

      – Герой, значит? А ты в курсе, герой, что рядовому составу запрещено посещать рестораны? Сержант, не стой столбом, оформляй этих двоих ухарей на меня.

      – Извините, тащ-капитан, без указания своего начальника не могу.

      – Так пригласи сюда своего начальника! Да поскорее, у меня времени в обрез… Так ты в курсе, боец Лощинин?

      – В курсе.

      – И тем не менее?..

      – Да.

      – Прекрасно. А знаешь ли ты, герой, что я запросто могу тебя арестовать и привлечь к ответственности за покушение на сотрудников органов госбезопасности?

      – Да вы что, товарищ капитан! – вскинулся дежурный. – Какое покушение? Ну зашли мужики в ресторан, выпили, повздорили слегка. Обычное дело. У нас здесь таких каждый день мешками приносят. По причине ресторанной близости.

      – А вашего мнения вообще никто не спрашивает. Я доступно излагаю?!

      – Так точно, – потускнел, сдулся дежурный.

      – А как я должен был догадаться, что товарищи из органов? – сухо поинтересовался Юрка. – Они мне не представились, формы на них не было.

      – Ты мне тут не дерзи, герой. А то ведь я и в самом деле могу осерчать… Во-от, то-то же.

      Последняя реплика Синюгина явилась реакцией на гримасу неподдельного, на грани ужаса, потрясения, отчетливо обозначившуюся на Юркином лице, которую капитан ошибочно воспринял на свой счет. На самом же деле в этот момент Юрка вперился за спину гэбэшника. Туда, где в данный момент обозначились сержант и высвистанный им начальник отделения.

      Да-а, это очень хорошо, что Юрка не знал, кто такой Синюгин и какую роль он сыграл в трагедии их семьи. Но сейчас было бы куда лучше, кабы он не знал зашедшего в дежурку человека. Ибо был им не кто иной, как участковый с улицы Рубинштейна дядя Костя, за годы войны дослужившийся до должности начальника отделения милиции. К слову, последний испытал отчасти схожие с Юркиными эмоции. Вот только изначальное потрясение у него тут же сменилось радостным воодушевлением:

      – Алексеев!? Юрий?! Живой?! А ведь мы тебя всем двором давно похоронили!

      Юрка обреченно закрыл глаза, поняв, что… всё, засыпался. Он глубоко вдохнул воздух и попытался успокоить трепещущее сердце. На ум невольно пришли слова покойницы бабушки: «Когда обстоятельства сильнее человека, порой лучше смириться». Тем временем Синюгин, с ходу считав тему (что и говорить – профессионал), демонстративно убрал Юркины документы в нагрудный карман и не без яду уточнил:

      – Значит, говорите, Юрка? Алексеев? Прекрасно. А вы не ошибаетесь?

      – Разумеется, Юрка! – радостно захлебываясь,