Черная линия. Жан-Кристоф Гранже

не успел даже дернуться. Жак прошептал:

      – Скажи мне, что это неправда! Что ты каждый уикенд не ездишь искать себе девчушек. В Керох, Танах-Хитам, Кампонг-Калай. За это стоит заплатить. Еще бы: какое удовольствие потрахать этих малышек, без презерватива!

      Китаец молчал. Его глаза бегали, как будто он искал убежища на полу. Реверди медленно взял его за руку и мягко сказал:

      – Ты не должен ни о чем сожалеть, Джимми.

      Китаец поднял глаза. По его щекам катились крупные слезы.

      – Знаешь эту фразу из «Риндзай Року»? «Если встретишь Будду, убей его; если встретишь своих родителей, убей их; если встретишь своего предка, убей предка! И только тогда ты получишь избавление!» Ты должен все принимать. Никогда не стыдись, понимаешь?

      Он увидел, как в зрачках Джимми блеснул огонек надежды. Вот за чем он пришел сюда: он хотел приобщиться к злу.

      Жак выждал минуту в полной тишине, чтобы дать ему перевести дух, потом заговорил опять:

      – Теперь моя очередь.

      Китаец заерзал на стуле. Он выглядел, как человек, которому наконец разрешили сойти с раскаленных углей.

      – Встань и зайди мне за спину.

      После длительных колебаний Вонг-Фат повиновался. Охранник выпрямился; он внимательно наблюдал за сценой. Джимми сделал в его сторону успокаивающий жест.

      – Посмотри на мой затылок.

      Он чувствовал прерывистое, сдавленное дыхание человека, стоящего за его спиной. Он чувствовал едкий, вязкий запах его пота. И в то же время он наслаждался сухостью собственной кожи. Она не выделяла влагу. Его стриженные ежиком волосы не склеивались. Он принадлежал к минеральному миру.

      – Что ты там видишь?

      – Я… след.

      – Какой след?

      – Полоску. Вроде шрама, где не растут волосы.

      – Какой формы этот шрам?

      Молчание. Он догадывался, что китаец, склонившись над его затылком, тщательно подбирает слова.

      – Я бы сказал… как петля, спираль.

      – Садись обратно.

      Джимми вернулся на свое место, он выглядел спокойным. Реверди заговорил своим самым внушительным тоном – так он говорил на своих курсах дайвинга:

      – Это не шрам. Не в том смысле, который ты имел в виду. Наружной раны не было. Это облысение.

      – Облысение?

      – После психологического потрясения в каком-то месте черепа волосы больше не растут. Кожа сохраняет следы травмы.

      – Какой… какой травмы?

      Реверди улыбнулся:

      – Этого я тебе сегодня не скажу. Ты просто должен понять, что, когда я был ребенком, со мной кое-что случилось. После этого потрясения я и храню этот рисунок, запечатленный на моей коже. Петлю, напоминающую хвост скорпиона.

      Китаец сидел разинув рот от изумления. Его кадык больше не двигался, он забывал сглатывать слюну.

      – Любой другой отрастил бы волосы, чтобы закрыть эту метку. Но не я. Ослабляет только та рана, которую ты скрываешь.

      Китаец не сводил с него глаз. Он часто моргал, словно его слепила лампа.

      – Моя рана – это не признак слабости. И не увечье. Это знак силы, и весь мир должен увидеть