Американские горки. Рассказы и повести. Дмитрий Гаврилов

лешего я не помню!

      – Ну, как же? – зашамкала пророчица. – Ты забыл, как бежал за мной из деревни до самого леса? Я тебя ещё предупредила, что знать судьбу наперёд опасно, что гадания мои сбываются… Ну же… Вспомнил?

      – Не-а.

      – Что, вообще?

      – Абсолютно!

      – Ну, как так-то? Я тебе ещё нагадала, что будет у тебя роман с дамой треф, чьё имя начинается на «А». Но он закончится для вас обоих казённым домом, точнее – больницей. Потом предназначенная тебе суженая случайно собьёт на мотоцикле твоего кровного родственника. То ли отца, то ли брата? Нет, точно, брата. Пройдёт много лет. Ты с ней случайно встретишься и обретёшь в её объятиях большое личное счастье.

      – Да? Вы полагаете?

      – От судьбы не уйдёшь! Уж поверь…

      В этот миг всё в мозгу у Никиты Тимофеевича встало на свои места, и картина мира полностью прояснилась. Он снова посмотрел через дорогу. Теперь и Ашхен увидела его и, вероятно, узнала, потому что приветственно замахала руками и бросилась, как очумелая, навстречу.

      – Никитка! – заорала она во всё горло. – Ники…

      В этот момент вдову полковника Карапетяна на полной скорости насмерть сбил автобус. Водитель остановил многотонную машину только метров через сто, и на мокрый асфальт, причитая и ища поддержки у господа, не организованно, в ветхих артистических костюмах поверх морщинистых тел высыпали старые-престарые лилипуты из гастролирующего шапито.

      – Слава богу, бабка, что хреновая из тебя гадалка получилась! – выдохнул с облегчением Никитка, и, бравурно насвистывая «Очи чёрные», отправился с распростёртыми объятиями от всего сердца благодарить лилипутов.

      ТАЙНА ГРАФСКОГО ПРУДА

      Увидеть бабье лето в столице и её окрестностях той ненастной осенью в самом начале восьмидесятых годов прошлого века народонаселение уж и не чаяло. Ёжившиеся от всепроникающей мороси и тщетно силившиеся перепрыгнуть бескрайние лужи даже самые терпеливые граждане что есть мочи кляли небесную канцелярию, а закоренелые атеисты и вовсе принялись молить о зиме, хотя сентябрь только-только разменял третью декаду. Тут природа-мать, наконец, сжалилась: по ночам запахло заморозками, и Гидрометцентр предупредил о гололедице. Но вопреки прогнозам непогрешимых советских синоптиков аномальные муссоны средиземноморского бассейна погнали царствовавший над Ближним Востоком жаркий антициклон на север, и шевелюры москвичей и жителей области, наконец, взъерошили ласковые лучи солнышка. Страдавшим от алопеции запоздалое тепло тоже было по душе, ибо позволяло уйти на зиму с загорелыми лысинами.

      Остаться безучастным к такой климатической идиллии никак не мог второгодник из четвёртого «Б». Местный люд, включая буквально сходивший от его проделок с ума педагогический коллектив школы и давно наплевавших на невозможное чадо родителей, называло сорванца исключительно словом «паразит», иногда вставляя перед ним определение «конченый». Таким образом, имя и фамилию малолетнего негодяя история не сохранила, зато от упоминаний