Тайник на Эльбе. Александр Насибов

он подлежит расстрелу.

2

      Хоманн благополучно переполз минное поле, прикрывавшее позиции германских войск, и теперь двигался по «ничьей» земле. Была ночь. Со стороны немцев то и дело взвивались в небо осветительные ракеты, заливая землю холодным голубоватым светом. Он был таким ярким, что проникал в каждую выбоинку и щель. Повисев в воздухе, ракеты устремлялись вниз, и тогда от деревьев и камней бежали резкие черные тени.

      При каждой вспышке Хоманн распластывался на земле и ждал спасительной темноты, чтобы, изо всех сил работая коленями и локтями, продвинуться еще на десяток метров. Было морозно, но он не чувствовал холода. От его спины валил пар, с висков стекали струйки пота, заливая глаза и мешая глядеть. Хоманн продавил ладонью ледок во встретившейся на пути луже, поранил пальцы, но не заметил и этого. Он думал лишь об одном – быстрее миновать открытый и насквозь простреливаемый участок.

      Впереди послышался шорох. Хоманн замер. Шорох повторился. На бугре мелькнула тень, за ней – другая, третья.

      Хоманн тяжело задышал.

      – Геноссе! – позвал он хриплым шепотом.

      Тени перестали двигаться, шорох оборвался. Потом послышался металлический щелчок – будто взвели курок.

      Мозг перебежчика лихорадочно работал. Сейчас, если он ничего не предпримет, наступит конец. Русские разведчики, – а в том, что это именно они, Хоманн не сомневался – вот-вот прошьют его автоматной очередью или угостят ударом ножа. Неужели же придется погибнуть, когда цель так близка? Скорее сделать что-то такое, что остановило бы советских разведчиков! Но – что?

      Всё решали секунды. И Хоманн вдруг запел «Интернационал». Он пел, торопясь и волнуясь, с трудом переводя дыхание, захлебываясь и нещадно фальшивя, так что мелодию едва можно было узнать.

      Прошло с полминуты. Он оборвал пение, прислушался.

      – Ком хер! – негромко сказали из-за бугра. И добавили: – Хенде хох!

      – Яволь, яволь, – торопливо зашептал ефрейтор. – Их комме!

      Он отбросил в сторону автомат, двинулся вперед. Вот и бугор. Теперь Хоманн видел тех, к кому полз. Их было трое, в пятнистых халатах. Перебежчик уперся грудью в землю и попытался поднять вверх руки с растопыренными пальцами. Люди в халатах метнулись к нему.

      …Через час старший тройки разведчиков докладывал о перебежчике своему командиру.

      – Говорите, окликнул вас? – переспросил офицер, делая запись в блокноте.

      – Первым окликнул, товарищ старший лейтенант!

      – И – «Интернационал»?

      – Пел, товарищ старший лейтенант. Поет, а сам, чувствую, дрожит.

      – Тут задрожишь, – офицер усмехнулся. Хоманна ввели в землянку. Остановившись у двери, он вскинул голову, изо всех сил стукнул каблуками.

      – Не хватает только «Хайль Гитлер»! – пробурчал старший лейтенант. – Кто вы? – спросил он по-немецки.

      Хоманн назвал себя, сообщил номер полка и дивизии, где проходил службу.

      – Так, – лениво сказал офицер. – А зачем пожаловали?

      У