Волчья хватка-2. Сергей Алексеев

считай, зеков? Среди безвольных, лишенных своего «я», а то и сумасшедших людей, прикованных к камням? И повиноваться настоятелю, который ну просто зверь и еще страшнее Сыча? Будто бы каждый день он выходит из своей кельи и бьет железным посохом сирых, и ладно, если попадет по мягким местам, а то всем строптивым достается по лбу навершием. А навершие кованое, в виде желудей и дубовых листьев, поэтому на коже остается печать. И чем чаще попадает тебе от настоятеля, тем больше шишка, так что у иных ослушников эти желуди уже на лбу растут.

      Ражный даже не откликался на его речи и вообще шагал за каликом молча, как и положено приговоренному, пока этот болтливый конвоир не потерял терпение.

      – Ты хоть понимаешь, что осудили тебя не по справедливости? – остановившись, спросил он. – Или голова у тебя не варит? Не соображаешь, что это – заказ?

      – Какой заказ? – Ражный тут же пожалел, что не сдержался.

      – А такой! Как сейчас заказывают?

      – Хватит брехать, сирый…

      Тот огляделся и склонился к уху:

      – Как ты думаешь, Колеватый обиделся на тебя?.. Тото!..

      – Хочешь сказать, Ослаб заказы принимает?

      Калик слегка отшатнулся:

      – Я этого не сказал. Но Ослаб, да будет тебе известно, из ума выжил. Колеватый челом ударил и оговорил тебя.

      Ражный вспомнил последнюю встречу с генералом в Министерстве обороны и ухмыльнулся:

      – Ну ты интриган!.. По башке тебе дать, что ли?

      – Можешь, конечно, – согласился сирый. – Раз дашь – не встану…

      – Колеватый – не тот поединщик, чтоб заниматься мерзостями!

      – Ладно! Согласен!.. А если боярин тебя заказал? Пересвет наш любимый? Почуял, на пятки ему наступаешь, и вывел из игры? Ведь года через два-три ты бы двинул на боярское ристалище? Силами с Воропаем помериться? Он же твоего отца изувечил и шапку отнял. Да ты ведь устраивал с ним потешный поединок! Говорят, чуть только не уложил. Говорят, пожалел в последний миг… Это правда?

      Редкостный калик попался, прозорливый: даже если смутить хотел, то недалек был от правды или по самой ее грани ходил, как эквилибрист, ибо Ражному приходили такие мысли…

      – Жалко мне тебя, Ражный, – пользуясь молчанием, уже с тоской заговорил сирый. – Не по правде тебя осудили. За что?.. Ярое Сердце утратил?.. А кто его не утратил, если столько лет нет войны? Начнется война, и загорится сердце. Первый раз, что ли?..

      – Молчи, калик!

      – Ты погляди, как подло тебе поединок устроили? С волком свели, которого ты вырастил! Которому был вожак стаи! Растравили зверя, сволочи, железом отпежили, глаз выбили и свели! И это все опричники Ослаба! А они без приказа…

      – Да заткнись ты! – рявкнул Ражный и пошел вперед.

      Калик догнал, заступил путь:

      – Я-то заткнусь, но об этом сейчас все воинство говорит! Даже иноки недовольны, ворчат…

      – Что ты хочешь? Тебе что нужно?

      – Ну на хрен тебе в Сирое, сам подумай, а? – вдруг возмутился сирый, забегая то с одной стороны, то с другой. – Я же тебя не держу, да ты и помоложе, поздоровей меня…