Страстотерпцы. Владислав Бахревский

соломою медовой, лошадьми, дегтем… Хотелось, как в детстве, прижукнуться к теплому батюшкиному боку и, выпросив, слушать сказку.

      – Расскажи дитятям сказочку, – попросила Маняша, – побалуй внучат.

      – Да они у тебя малы.

      – Двое и впрямь малы, а двое смышлены.

      – Про что рассказать-то?

      – Про молитву купца.

      – Что за молитва?

      – Как купец у одного мужика по дороге на ярмарку останавливался да деньги считал.

      – И что же?

      – Соблазнился мужик, хотел купца зарезать, а купец выпросил минутку: Богу помолиться.

      – А мужик?

      – Да ничего. Позволил. А тут, помнишь, в окно застучали: собирайся, мол, товарищ.

      – Кто стучал-то? – удивился Малах.

      – Да как же кто? Убийца струхнул, купец, не будь дурак, деньжонки подхватил и на двор. А там никого! Господь спас.

      – Эко! – изумился Малах.

      – Батюшка, ты же сам рассказывал…

      – Эх, Маняша! Моя сказка вся, дальше сказывать нельзя. Сама не ленись красным словом детишек радовать.

      Егор и Федот водили отца в мастерскую, показывали, чему научились. Федот трудился в ту пору над братиной. Вырезал на чаше дивных птиц, женоликих, венчанных царскими коронами. У черненых крылья были сложены, а у позлащенных раскрыты, изумляли узорчатыми перьями.

      Малах принял в руки чашу, как цыпленка, только что вылупившегося из яйца.

      – Федотушка! Да они же райские песни поют, птицы-то! – поглядел на сына, широко раскрывая глаза. – На матушку ты у меня похож! Это она тебе птиц послала. Дивный ты мастер, Федотушка.

      – Боярин шибко хвалит! – сказал о брате Егор.

      – Какой боярин-то?

      – Начальник наш, Богдан Матвеевич Хитрово.

      – Он не боярин, – осадил брата Федот, – окольничий.

      – Все равно великий человек, – примиряюще сказал Малах и глянул на другого сына. – Теперь ты являй.

      – Великомученика Федора Стратилата[48] пишу, – потупился приличия ради Егор.

      Икона была большая. Святой держал тоненькое копье, в огромных ножнах меч. На плечах красный плащ. Золотые доспехи перепоясаны золотым поясом. За спиной щит, как радуга.

      – Как же ты научился-то?! – радостно пожимал плечами Малах. – До того пригоже, до того молитвенно – крестись и плачь.

      – Заказ великого государя, – гордясь братом, сказал Федот. – Икона для Федора Алексеевича.

      – Большие вы у меня люди! – сказал Малах. – Слушать вас и то страшно. Речь-то ваша о боярах, о царе с царевичами. Смотрите, старайтесь… С высокой горы падать тоже высоко.

      – А хочешь, батюшка, с самим царем помолиться? – спросил Егор.

      – Как так?

      – Просто.

      И повели братья отца своего в Успенский собор. Стоять пришлось чуть ли не у самого входа, но великого государя Малах видел. Со спины. Ухо видел, бороду, щеку… На том счастье и кончилось. Трое дюжих молодцов выперли старика из храма, а на паперти надавали по шее.

      – Караул! – тихохонько, без голоса, прокричал Малах.

      – Не