Твоя Мари. Воспитание чувств. Марианна Крамм

так пойдет?

      –Это очень безнадежная фраза, – улыбается Лерка. – После нее хочется пойти и застрелиться.

      –Надеюсь, ты не умеешь стрелять.

      –Ты права – не умею. Поэтому пойду и нажрусь незатейливо. Спокойной вам ночи, Мари.

      Она чуть наклоняется и целует меня в щеку, это как-то неожиданно, и я хватаюсь рукой за то место, в которое пришелся поцелуй, словно она ударила меня. Лера улыбается чуть виновато:

      –Извини, Мари, это по-дружески, – и уходит на веранду, где ее радостным возгласом встречает Денис:

      –Лерок, давай-ка выпьем за твой дебют!

      Я выхожу на крыльцо, забыв, что на мне только толстовка на голое тело, а уже ночь, холодно. Ежусь, обхватив себя за плечи, но в дом не хочу – воздух здесь такой свежий, и совсем тихо. Похоже, что в соседних домах никого нет.

      –Я тебя потерял, – сзади возникает Олег, обнимает меня, и сразу становится тепло.

      –Хочу постоять пару минут, смотри, как легко дышится.

      –Давай постоим, – соглашается он, упираясь подбородком мне в макушку.

      По поводу огромной разницы в наших габаритах одно время ходила шутка – «Мари как чи-хуа-хуа, которых держат в питомнике для сенбернаров, чтобы те бегали и форму не теряли». Вполне безобидная шутка, отражающая истинное положение вещей – мне всегда нравились мужчины огромные, намного выше меня и выглядящие такими скалами, утесами, за которыми можно укрыться в бурю. Денис немного ниже Олега, но увлечение культуризмом не прошло даром, и по габаритам они вполне могли раньше сравниться. Сейчас Дэн похудел, как-то сдулся, выглядит меньше и уже не производит впечатления надежной опоры. Хотя, скорее всего, это мое отношение к нему изменилось, а потому я не воспринимаю его так, как раньше.

      –Руки холодные у тебя, – говорит Олег, коснувшись моей руки. – Идем, хватит уже.

      –Ты веревки не брал? – неожиданно спрашиваю я, и Олег смеется:

      –Все пытаешься руководить?

      –Нет, просто спросила…

      –Мари, ты прекрасно знаешь, что я тебя насквозь вижу. Что случилось? Ты спрашиваешь о веревках в тот момент, когда тебя внутри что-то в клочки раздирает, и ты стараешься через обвязку собрать себя в кучу. Опровергни, – предлагает он.

      Что тут опровергать? Он прав. Всякий раз, когда мне в голову приходят мысли о Ляльке, я бегу к Олегу и прошу связать меня. Отлежав в плотной обвязке определенное время, я раскладываю мысли по полочкам, Ляльку убираю в самый дальний угол, и мне становится легче на какое-то время. Да, сейчас промежутки между такими заходами стали длиннее, но они все еще возникают. Олег прав – я компенсаторик, как и Дэн.

      –Молчишь? Значит, я прав, – констатирует Олег. – Веревки я взял, но может, лучше просто поговорим?

      Я не могу с ним об этом разговаривать. Даже не так – мне больно. Я вижу, что причиняю этими разговорами боль ему, и от этого становится плохо мне. Еще хуже, чем до разговора. Словом, это та ситуация, которую нельзя «выговорить», во всяком случае, нельзя сделать это с ним. Поэтому лучше веревки.

      –Прости… не сегодня. Идем спать, – я пытаюсь вывернуться из его рук, но тщетно – Олег разомкнет объятия ровно в тот момент,