Страсти по Марии. Жюльетта Бенцони

симпатичен, но, увы, без малейшей надежды вызвать интерес у женщин. У него не было шансов даже прослыть некрасивым! Безобразие порой притягивает сильнее красоты, примером тому был Габриэль де Мальвиль, так вот внешность славного Луанкура невозможно было исправить никакой изюминкой. И Мария решила отклонить предложение мужа.

      – Поскольку вы отправляетесь воевать, хотелось бы знать, что у вас надежное окружение. И тот и другой отдадут за вас свои жизни. Здесь же им придется скучать, а мне думать, чем их занять.

      – Однако вы остаетесь одна… Я не могу забыть о том злоключении, которое вам пришлось пережить на Вержерском тракте.

      – Не нужно также забывать, что мне пришлось провести почти два года в Лорене и со мной при этом ничего не случилось! А в Дампьере мне уж и вовсе нечего опасаться. Есть Боспийе, многочисленная прислуга, да и Перана природа силой не обделила, истинный сторожевой пес!

      Произнося все это, не пыталась ли она успокоить себя? Нет, в памяти не притупились воспоминания о чуть было не погубивших ее попытках покушения, и если с ней так ничего и не произошло за время, что провела она у графа Карла, нельзя было исключать вероятности их повторения. Нескольких месяцев затишья явно недостаточно, чтобы притупить ненависть близких несчастного Шале… Она молчала, и Клод, глядя на нее, казалось, прочел ее мысли, что вовсе было ему несвойственно, и заметил:

      – Сдается мне, что вы не станете возражать против присутствия рядом с вами Мальвиля. Иногда я жалею, что помог ему попасть в воинство господина де Тревиля.

      – Напрасно. Габриэль принял мушкетерство как религию. Полагаю, и мушкетеры тоже отправятся сражаться?

      – Разумеется, король без них как без рук. Позвольте все же кого-нибудь оставить при вас?

      – Спасибо, Клод, но не нужно.

      Герцог не стал настаивать, перепалка могла сказаться на предстоящей ночи, вкусить которую хотелось так, чтобы вспоминать потом всю по минутам. Со своей стороны Мария, смягчая прозвучавший из ее уст отказ, старалась осчастливить его, потому что эта ночь могла быть для них последней. Никому не известно, кто с войны вернется, а кто нет…

      Утром они попрощались друг с другом, со слугами и с горожанами. Как только всадники исчезли в холоде январского дня, маленький Людовик, тоже провожавший отчима, ухватил мать за руку и увлек за собой.

      – Я счастлив, матушка, что вы одарили меня вторым таким отцом, – вздохнул он. – Он столь же храбр, сколь и хорош.

      – Верно, Людовик, и я счастлива слышать это от вас.

      – Давайте вместе помолимся за него в городском соборе? Прихожан это порадовало бы…

      – Идемте! Вы правы!

      По правде говоря, у Марии на то была иная причина. Снисходительное согласие ее помолиться ничего общего не имело с верой, скорее оно было безучастным: Мария уже обдумывала письма, которые ей предстояло написать по возвращении в замок королю Англии и герцогу Лоренскому с просьбой не прекращать попыток вернуть ее ко двору. Находиться так близко от Парижа и не иметь права явиться