К «последнему морю». Василий Ян

медведем?»

      – Отчего не попробовать! А что получится – увидим! – сказал Олексич. – Эй, дружинники, отвяжите-ка Лешего и приведите сюда.

      Вскоре огромный медведь неохотно приблизился к трону Бату-хана. Он был на двух цепях: одна прикована к ошейнику, другая – к широкому поясу. Шесть дружинников держали натянутые цепи, чтобы медведь не подошел к татарскому владыке слишком близко.

      Леший сел, мотая головой и сильно сопя, вдыхая незнакомые запахи, и недоверчиво поглядывал на толпу маленькими злыми глазками.

      Кирша подошел к медведю, ударил его по плечу и отступил на шаг.

      – Эй, Леший! – сказал, ударяя медведя еще раз. – Зачем ты вчера моего барана задрал? Давай обратно!

      Зверь недовольно зарычал.

      – Ты зачем прошлый год обидел мою бабку? Зачем задрал ее петуха?

      Медведь еще сильнее стал мотать головой, как бы отрицая возводимую на него вину.

      – Ты что головой мотаешь, ровно отнекиваешься? – шутливо дразнил его Кирша. – Разве я не дело говорю? Давай бороться: кто победит – тот прав. Покажи свою силушку, ведь ты нынче к новому хозяину переходишь. А ну-ка, вставай! – И ратник ткнул медведя концом сапога.

      Медведь обхватил лапами ногу Кирши; тот схватил его за уши, и зверь оставил ногу. Он ловко поднялся на задние лапы и пошел, покачиваясь, на отступавшего ратника.

      Вдруг он стремительно бросился на медведя и обхватил ремень на поясе. Страшным напряжением Кирша слегка приподнял медведя и, поддев плечом, сбросил на землю.

      Медведь проворно вскочил и с диким ревом снова кинулся на Киршу. Толпа замерла.

      – Еще хочешь бороться? – сказал Кирша. – Ну, теперь будем в обнимку.

      Человек и медведь схватились крест-накрест и стали, раскачиваясь, топтаться на месте. Ратник наступал на медведя и вдруг быстрым неожиданным движением, сделав подножку, опрокинул его на землю.

      По толпе пронесся крик ликования. Вытирая катившийся пот, ратник спокойно отошел в сторону. Олексич тихо сказал дружинникам, державшим концы цепей:

      – Теперь привязывайте его к столбу, а то он и впрямь задерет Киршу. Чую: серчать начал!

      Дружинники оттянули цепи и намотали их вокруг столба. Медведь, упираясь и задрав морду кверху, недовольно ворчал. Оказавшись возле столба, он стал его царапать и трясти.

      Бату-хан подозвал переводчика и что-то тихо спросил у него.

      Толмач наклонился к уху Гаврилы Олексича:

      – Наш великий джихангир очень доволен и хочет оказать милость тебе и твоим нукерам. Он спрашивает, чего жаждет твое сердце. – И еще тише добавил: – Проси прекраснейшую розу его сада, и он тебе ее отдаст.

      Гаврила Олексич ему не ответил. Он быстро встал и, обратившись к Бату-хану, горячо заговорил:

      – Великий хан! Я видел твою столицу, которая начинает расти и расцветать, как сказочный цветок. Здесь люди богатеют, а отъезжающие гости разносят по свету рассказы о величии и славе твоего имени. Но здесь же я увидел моих несчастных русских братьев. Они высохли от голода и непосильных трудов. Многие из них доживают