Служанка в высшем свете. Элизабет Роллз

неделях, что оставались до Ватерлоо. Макс упоминался там регулярно.

      Но сильнее всего в ее памяти запечатлелись его доброта и забота об осиротевшем ребенке… нежен с женщинами и детьми…

      Он был так же реален и дорог ей, как сама жизнь. И тот Макс, которого она нашла в дневнике отца, уверил ее, что человек, который посадил колокольчики на могиле самоубийцы, охранял ее сон и оставил ей достойный завтрак, не был плодом ее воображения.

      А теперь он был здесь, в доме, где якобы ухаживал за ее двоюродной сестрой.

      Вздрогнув, она положила дневник на место и задула свечу. Она никогда не думала, что он мог оказаться таким важным человеком. Ей надо о нем забыть.

      Отделавшись от излияний леди Фарингдон, Макс прошел в бильярдную, где обнаружил всех джентльменов, за исключением Годфри. Он мог только надеяться, что убедил леди Фарингдон, что вина за столкновение с несчастной Селиной лежала полностью на нем. И все же он в этом сомневался.

      Глаза девушки преследовали его. Темно-серые, подернутые тенью. Доверчивые. Они задели в нем странные струны. Так на него смотрела еще только одна девушка. Он не смог помочь Верити Скотт. И будь он проклят, если не поможет этой девушке. Например, спокойным голосом высказав некоторые угрозы.

      В конце игры он произнес:

      – Мне нужно перекинуться с вами парой слов, Фарингдон, будьте добры.

      Фарингдон медленно повернулся, очень осторожно сформулировав свой ответ:

      – Если это о том деле, которое вы упомянули ранее…

      Макс медленно вздохнул:

      – Не совсем, сэр. Только о том, что вам следовало бы поговорить с вашим сыном. Я видел, как сегодня вечером он… излишне настойчиво ухаживал за одной из ваших горничных.

      Фарингдон удивился:

      – За… горничной? Какой именно?

      Вспомнив широко раскрытые глаза Селины, испугавшейся увольнения, Макс ответил:

      – Откуда я знаю?

      Фарингдон пожал плечами и взял свой кий.

      – Ну что ж, это просто горничная. Молодые люди должны иметь свои удовольствия. И девицы не против.

      Лед застыл в венах Макса.

      – Уверяю вас, она была категорически против, – резко заявил он. – И я, не колеблясь, скажу об этом всякому, кто меня спросит. – Если кто-нибудь спросит. Фарингдону явно наплевать. – В конце концов, – добавил он, – вы ведь не хотите, чтобы кто-нибудь стал задавать вам вопросы насчет трагедии мисс Скотт, не так ли?

      К его полному изумлению, собеседник побелел как мел:

      – Нет, я, конечно, поговорю с Годфри, но, Блейкхерст, это же всего лишь служанка!..

      Макс вышел, не сказав ни слова.

      Он ушел в спальню, где обнаружил своего бывшего ординарца, складывающего сорочки.

      – Какого черта ты здесь делаешь? – проворчал он.

      Хардинг усмехнулся:

      – Свою работу, сэр. Я ее выполню лучше, чем здешние слуги. Ну что, сэр, удалось?

      Макс задержал дыхание. Затем выдохнул. Смерть Верити Скотт была еще слишком свежей раной.

      – Нет. Спокойной ночи, Хардинг.

      Макс