Служанка в высшем свете. Элизабет Роллз

неуклюжесть. Мгновение спустя кремень и сталь были отобраны у нее нежной, но твердой рукой, и свет вспыхнул, когда искра попала на промасленную ветошь.

      – Сходите наверх и принесите сюда сухую одежду.

      Она еще не очнулась от дремоты. Моргая в сумрачном мерцающем свете огня, сонно спросила:

      – Зачем?

      Его голос был очень терпелив.

      – Чтобы надеть. Вам нужно переодеться в сухое. И быстро.

      Здесь, внизу? Когда он на кухне? Вдруг она проснулась.

      – Я… я переоденусь наверху. – Без сомнения, он был совершенно не опасен, но все же… она не может переодеваться здесь, даже если он повернется спиной, завяжет себе глаза и зажмурится.

      – Здесь, внизу, горит огонь, – проворчал он.

      – И вы здесь, – возразила она. – Я переоденусь в своей спальне!

      Он вытаращился на нее:

      – Ради бога, девочка! Вы ведь не думаете, что я способен воспользоваться такой ситуацией!

      Ее щеки запылали.

      – Конечно нет! Просто, ну… В общем, я переоденусь наверху.

      Внезапная улыбка смягчила его суровые черты.

      – Он так и говорил, что вы отчаянно упрямая малышка. Как и ваша мать, по его словам. Ладно, но тогда переодевайтесь побыстрей. Я не хочу, чтобы вы замерзли до смерти.

      Верити убежала прежде, чем он мог передумать.

      К тому времени, как она проскользнула в кухню, уютно закутанная в самую теплую ночную рубашку и самый толстый халат, майор, как оказалось, произвел разведку в кухонных шкафах. Она села у огня и стала смотреть.

      Он как будто чувствовал себя на кухне совсем как дома, находя все с такой легкостью, как будто привык заботиться о себе сам. Наконец он вернулся с результатами своего рейда. Кусок сыра, краюшка хлеба и два яблока на щербатой глиняной тарелке.

      – Это все? – спросил он. – Не очень-то много.

      Она вновь почувствовала, как загорелись ее щеки.

      – Мне очень жаль. Остальное я съела на ужин. Если бы знала, что вы придете… – Это предназначалось ею на завтрак, но после того, что сделал, он имел право взять все, что у нее было.

      Он заморгал и положил тарелку ей на колени:

      – Это для вас! Не для меня!

      Потрясенная, Верити смотрела на еду. Когда кто-нибудь в последний раз беспокоился о том, что она ела? Ей не хотелось выдать себя слишком выразительным ответным взглядом.

      Ее желудок запротестовал при мысли о еде, но она заставила себя съесть все, зная, что Макс, прислонившись к дымоходу, неотрывно смотрит на нее. После скудной трапезы ей стало гораздо теплее.

      – Вам необходимо хорошо выспаться ночью, – сказал он внезапно, когда она закончила есть.

      – Доброй… доброй ночи, Макс, и… и благодарю вас. – Ее голос безнадежно дрогнул, и она закрыла глаза, чтобы остановить слезы.

      – Идите же. Уходите. Я посижу здесь немного, чтобы согреться, если вы не возражаете. – Он уселся в кресло, которое она освободила.

      – Н…нет, конечно. Все в порядке. Но разве вам не было бы теплее в гостинице?

      Он покачал головой:

      – Нет, совсем нет. Спокойной ночи.

      – Спокойной