О чём молчат зомби. Николай Иванович Липницкий

нам освободили руки. В кисти сразу впились тысячи иголок. Я судорожно принялся растирать запястья, но тут же получил тычок в спину.

      – Пошевеливайся! – раздалось сзади.

      Нас повели по длинному коридору в дальний конец, где небольшое расширение было перегорожено решёткой, и втолкнули в узкую дверцу. Лязгнул замок, и мы остались в темноте, слабо освещаемой только небольшой неоновой лампочкой на стене. На длинных ящиках, составленных вместе, валялись засаленные вонючие тюфяки, на таком же ящике стояли несколько алюминиевых кружек и мисок, а в углу расположилось ведро, судя по запаху, для отправления естественных надобностей. Я прошёлся по импровизированной камере, взял в руки миску и провёл по внутренней поверхности пальцем. Не первые мы здесь. Далеко не первые. Миска в остатках еды, ведро давно уже используется по назначению, да и тюфяки примяты так, что понятно сразу: спали на них.

      – А с вооружением у них всё в порядке, – проговорил я, усаживаясь на выбранное место.

      – С чего это ты взял? – удивился Герыч.

      – А ты к ящикам присмотрись. Не видишь, что из-под автоматов? Не иначе, какой-то склад оружейный бомбанули.

      – Неужели вояк тряханули?

      – Вряд ли. Кишка тонка у них, на вояк переть. Скорее, с зоны это. Слыхал я, что в первые же дни кто-то охрану СИЗО перебил. Тех, кто не обратился.

      – Так там же полная зона была зомбаков!

      – Это внутри, за запреткой. Они, наверное, до сих пор там сидят. Вряд ли кто-то ворота открыл и их наружу выпустил. Дураков нет. А на внешнем периметре оставались ещё выжившие. Оттуда оружие. Точно.

      – Ты, лучше, скажи, как выбираться будем?

      – Я не знаю.

      – Как это ты не знаешь?

      – Не знаю и всё.

      – И что делать теперь? Что будет с нами?

      – Теперь – спать. Утром видно будет, – не говорить же ему, что ничего хорошего я от будущего не жду.

      В глубине коридора раздались лёгкие шаги, потом свет фонаря мазнул по стенам и в помещение вошёл пацан со стареньким потрёпанным укоротом на плече. А вот и наш сторож.

      – Эй! – позвал я его. – Ты нас, что, охранять будешь?

      – Да, – ответил мальчишка, стараясь держаться грозно. – Вам не нравится что-то?

      – Не боишься?

      – А чего вас бояться? Вы в клетке сидите, а у меня автомат. Положу обоих, если что, а преподобный Илья мне грехи отпустит. Да и невеликий грех таких, как вы пристрелить.

      – Каких это таких?

      – Нечестивых.

      – С чего ты взял, что мы нечестивые?

      – Преподобный сказал. А я верю ему.

      Ба! Да это же не пацан! Это девчонка! Чумазая, худенькая, лет шестнадцати. Просто, одета в мешковатый камуфляж, и стрижка короткая под вязанной лыжной шапочкой. Уселась на табурет и зыркает на нас своими глазищами.

      – Что, других не нашлось нас охранять?

      – А чем я вас не устраиваю?

      – Да, нам, по большому счёту, всё равно. Только, как мы при тебе в ведро ходить будем?

      – Другие не стеснялись.

      – Кто другие?

      – Нечестивцы.

      – И, много их было?

      – Хватает.