Запретный плод. Юлия Лавряшина

этот спектакль во второй раз.

      «Да что с тобой?! Зачем ты так поступаешь со мной?» – пыталась она достучаться до его сердца, которое и вправду болело и от этого ожесточилось. Неужели он так ненавидел в последние месяцы ее молодость, ее красоту, ее талант – все, во что влюбился когда-то? Когда Ольга в очередной раз нашла его на полу, даже подошла не сразу. Только проговорила устало: «Ну, хватит уже… Сколько можно?»

      А когда поняла, что это его последнее представление, ощутила такое опустошение, что даже не смогла сразу вызвать «неотложку». Сидела рядом с мужем на полу и смотрела на синюю пуговицу его рубашки, наполовину ушедшую в петлю. Маленькое полукружье синело ярким глазком, будто Вадим подмигивал на прощанье, после смерти обретя себя прошлого: искрометного героя-любовника, блестящего рассказчика, с которым они могли говорить и говорить, не замечая времени. Ночи пролетали за разговорами, которые и были главными в их любви. Все физическое было для него уже почти недоступно, а для Ольги не так важно.

      Это сейчас «грушу» молотить приходится, чтобы унять телесную тоску. А любовники все такие попадаются, что вокруг да около ходят петухами, грудь выпячивают, в постели же барахтаются беспомощными цыплятами… И каждый еще смеет говорить: «Мне с тобой было так хорошо!» Еще бы, она же чуть наизнанку не вывернулась, чтобы его взбодрить хотя бы до полуготовности. Им-то, может, и вправду хорошо бывает…

      Стараясь не поворачиваться к Максу, она вытянула из сумки салфетку, промокнула глаза. В маленьком зеркальце отразился ужас: опухшая морда, глаза красные, как у маньяка…

      «Вот спасибо! – с обидой послала она Максу. – Предложил поплакать! Теперь только домой».

      – Отвезите меня домой, – попросила она. – Я живу возле Цветного бульвара.

      Не споря и не уговаривая, Макс заметил:

      – Классное место.

      – Не Столешников переулок, конечно, это там, говорят, самая дорогая недвижимость, но мне на Трубной нравится. Детей всегда много поблизости. Некоторых, правда, они раздражают… К метро не пробьешься.

      – Да, цирк же рядом, – вспомнил он. – Я был там еще при Никулине.

      – Я тоже была. Только с сыном, – зачем-то подчеркнула разницу их возраста. – Можно гордиться тем, что мы своими глазами видели Юрия Владимировича в работе… А в квартире, где я сейчас, жили еще родители мужа. Он там и родился.

      Он помолчал:

      – Почему-то я подумал, что вы не замужем.

      – Он умер.

      Эти слова уже давались ей без труда. В первые годы они застревали в горле, начинали рвать его изнутри.

      Так ни разу и не позволив себе взглянуть на нее, Макс пробормотал:

      – Принято извиняться, когда коснешься такого… Извините.

      – Думаете, я из-за этого разревелась тут? – Ольга невольно шмыгнула носом и слегка испугалась: не вышло ли это вульгарно?

      – Думаю, и из-за этого тоже.

      «Конечно, он прав, – признала она. – Недаром