Запретный плод. Юлия Лавряшина

И вдруг с надеждой: – Хотите взглянуть?

      – Сейчас? Мы же едем на Дмитровку… Или вы живете где-то…

      – Нет, за городом. У меня небольшой дом, где и мастерская, и… все прочее. Это не так далеко – в Переделкино.

      – Ничего себе – не так далеко! Это по Минскому?

      – Всего пять километров от Кольцевой…

      – И вы предлагаете…

      – Или вы торопитесь?

      Ей почудилось: ребенок сейчас расплачется, если она немедленно не согласится посмотреть его игрушки. Ее сын был таким, обожал, когда она садилась на пол с ним рядом, и они вместе перебирали сокровища, вываленные из большой коробки.

      Она призналась:

      – Мне, в общем-то, некуда спешить…

      – Вы знаете этот романс? – неожиданно уцепился Макс.

      Ольга засомневалась:

      – Возможно, не полностью…

      – Спойте, пожалуйста! Я его обожаю.

      – Сейчас?!

      Метнула в него взгляд: а ведь не шутит!

      – Хотите, я сяду за руль? Или вы думали, что я и водить не умею? Что в Кемерово на оленьих упряжках ездят?

      – Макс, вы и в самом деле надеетесь, что я запою на трезвую голову прямо в центре Москвы?!

      – Да там же не слышно! Это только для меня. Но если вы… Конечно, не надо… Я слишком многого прошу, извините. Идиотизм, с моей стороны…

      Если бы он продолжал настаивать, она отказалась бы резко, как умела. Но Макс уже оставил ее в покое, только поник слегка, и ей почему-то стало неловко, точно это она положила тот самый лермонтовский камень в руку нищего.

      «А почему бы и нет? – промелькнула шальная мысль. – Мужчин всегда волнует женское пение… Уж не знаю – почему». Но следом – испугалась: «Ну, попадется он в капкан, а мне-то это зачем? Лишняя головная боль!»

      – Почему вы ушли с тренировки следом за мной? – спросила она требовательно, будто пыталась поймать его хоть на чем-нибудь. Одним махом скинуть с пьедестала, на который сама же и поставила. Макс этого и не замечал, все внутри ее происходило.

      – Мне вдруг расхотелось боксировать. На сегодня – расхотелось.

      Он посмотрел на нее таким долгим взглядом, что Ольга кожей ощутила, как нехорош этот ее правый профиль, насколько заметнее с этой стороны хоть еще и не второй подбородок, но чуть провисшая кожа. Опять пора подтягивать? Ей захотелось закрыться рукой, чтобы остаться той, увиденной им из зрительного зала, откуда не разглядишь изъянов лица…

      Та, главная в ней (все-таки главная!), что таилась внутри, так и оставалась школьницей, только сумевшей избавиться от закидонов юности. Не ей он предназначался, нечего и страдать по этому поводу. Но тогда она даже плакала оттого, что никто до сих пор не догадался украсить ради нее площадь цветами… Сейчас уже не заплакала бы, но – стыдно признаться! – ждала этого чуда до сих пор. Чтобы кто-нибудь совершил ради нее безумство, пусть глупость, но способную поразить до того, чтобы сердце зашлось от любви!

      От ее тайной мечты пытались откупиться то бриллиантовой паутинкой кольца из «Кристалла