Дарующий звезды. Джоджо Мойес

произнесла «поу-лиция». – У нас в горах люди привыкли сами со всем разбираться. Когда бабуля узнала, что он выкинул, она отстегала его хлыстом. Единственные, кого он боялся, были его мама и папа.

      Марджери опустила голову, густые темные волосы упали ей на лицо. Она легонько провела пальцами по черепу и, нащупав то, что искала, отодвинула волосы набок, продемонстрировав Элис полоску голой кожи величиной в дюйм:

      – А вот это в память о том, как он протащил меня за волосы по двум пролетам лестницы через три дня после смерти бабули. Вырвал клок волос. Говорят, когда он бросил этот клок, на нем висел кусок моего скальпа.

      – А ты что, сама ничего не помнишь?

      – Не-а. Прежде чем это сделать, он меня вырубил.

      Элис замерла в оглушительной тишине. Голос Марджери звучал ровно, совсем как обычно.

      – Мне так жаль, – пролепетала Элис.

      – Не стоит. Когда он окочурился, во всем городе нашлись только два человека, которые пришли на похороны, причем один из них сделал это исключительно из жалости ко мне. А ты ведь знаешь, как здесь любят разные собрания? Тогда можешь себе представить, как же его ненавидели, если даже не появились на его похоронах?!

      – Значит… тебя не слишком опечалила эта потеря?

      – Ха! Элис, здесь у нас полно алкашей. Днем они вполне славные парни, но с наступлением ночи, когда ищут утешение на дне стакана, превращаются в пару кулаков в поисках объекта для битья.

      Элис вспомнила подпитанные бурбоном шумные тирады мистера Ван Клива и, несмотря на жару, поежилась.

      – Ну, мой папаша не был алкашом. Ему выпивка была без надобности. Холодный как лед. Хотелось бы вспомнить хоть что-то хорошее о нем, да нечего.

      – Неужели так уж и нечего?

      Марджери на секунду задумалась:

      – Ой нет! Пожалуй, ты права. Было одно. – (Элис ждала продолжения.) – День, когда ко мне заехал шериф сообщить, что папаша помер. – Марджери отвернулась от мула и снова замолчала.

      Элис чувствовала себя не в своей тарелке. Будь на месте Марджери кто-нибудь другой, она бы выразила свое сочувствие. Однако Марджери отнюдь не нуждалась в чьем-то сочувствии.

      Возможно, Марджери почувствовала смятение напарницы, а возможно, до нее дошло, что была непозволительно резкой. Она широко улыбнулась Элис, и та неожиданно поняла, что Марджери – самая настоящая красавица.

      – Ты меня давеча спрашивала, не страшно ли мне одной здесь, в горах, – произнесла Марджери. – (Рука Элис застыла на пряжке для подпруги.) – Ладно, пожалуй, я тебе скажу. После того как папаша отдал Богу душу, я не боялась никого и ничего. Видишь вот это? – Она показала на видневшиеся вдали горы. – Вот о них я мечтала еще ребенком. Я и Чарли там, наверху. Элис, это мой рай. Я каждый день в нем пребываю. – Марджери протяжно вздохнула, а Элис продолжала дивиться красоте смягчившихся черт лица Марджери и странному сиянию ее улыбки, но тут Марджери повернулась, хлопнув рукой по седлу. – Ну ладно. Ты готова? У тебя впереди большой день. Большой день для всех нас.

* * *

      В эту неделю четыре женщины