Накаленный воздух. Валерий Пушной

посмотрел пристально, кажется, парень не соврал. Странный тип, этот Прондопул, безусловно, странный, аномалия. Его самого изучать в Лаборатории надо. Ловко облапошил охранника. Наверняка владеет гипнозом, потому и прошмыгнул незаметно. Черви и змея из той же оперы. Эта мысль несколько облегчила душу. Смущало одно обстоятельство: Петр доподлинно знал о себе, что на него гипноз не действовал, испробовано еще в молодости. Гипнотизер тогда долго бился над ним, но результат оказался нулевым. Стало быть, сегодня он не должен был видеть червей и змею. Однако увы. Пантарчук был в растерянности.

      Он вернулся в офис за Василием, вытащил из-за компьютера, предложил пройтись. Стены давили, душила духота, несмотря на то, что был уже вечер. Подъехали к парку и направились к аллеям. Следовало разобраться в странностях последних событий. Хотелось разложить все по полочкам. Не любил загадок и неопределенности. Приостановился, заглянул в лицо Василию:

      – Ты так и не вспомнил настоящего имени?

      Тот пожал плечами:

      – Пока я знаю одно имя. Возможно, другого не было. В голове, как в лабиринте, тупики. Мне кажется, иногда я за что-то ухватываюсь, но все тут же ускользает, и я даже забываю, о чем только что думал. Прошлое никак не дается.

      – А я настоящее перестаю понимать, – усмехнулся Пантарчук, сделал паузу и сообщил Василию, что узнал от главного бухгалтера о его сверхъестественных способностях. Осмотрелся, грузно усадил свое тело на старый диван под развесистым деревом. – Обо мне сказать что-нибудь можешь?

      Василий пристроился рядом.

      – Могу, – наморщил лоб, натужился, вглядываясь в Пантарчука. – Вам до сих пор помнятся слова матери, какие она сказала, когда вы учились в шестом классе. Вы тогда за неподготовленный урок принесли жирный кол в дневнике. Она возмутилась: «Петр, хочешь быть дураком, тогда зачем тебе голова? А если у тебя есть голова, тогда зачем тебе кол?»

      На лице Петра появилась улыбка. Все точно, именно так. Слово в слово. После этого случая в дневнике ниже четверки оценки не появлялись. Он вздохнул и вспомнил о Прондопуле:

      – Можешь проследить мой сегодняшний день? Например, с посетителем в кабинете?

      Магдалина сжал скулы, напрягся, лицо стало краснеть, глаза сузились. Минуту не двигался. По лбу поползли капли пота. Потом откинулся к спинке дивана. Тяжелым движением руки, словно та весила целый пуд, стер пот и расслабился. Ощутил пустоту и беспомощность. Отдышался, как после тяжелого подъема в гору, проговорил:

      – Вы вошли в приемную, и – все.

      – Что значит – все? Что потом происходило? – подтолкнул Петр. – Посетителя видишь? Он был в приемной, когда я вошел.

      – Не вижу, – растерянно отозвался Василий.

      – Странно. Он интересовался тобой.

      – Не знаю.

      – Хотел с тобой встретиться.

      – Только пустота. Даже вас больше не вижу.

      – Жаль, очень жаль.

      Пантарчуку хотелось бы узнать больше. Не поймешь теперь, вроде бы есть способности у парня, но как будто слишком громко об этом сказано. В одном он прав – сплошной лабиринт, тупики, куда не ткнись.