Накаленный воздух. Валерий Пушной

разум пьян, вы и себя-то теперь не понимаете, – с досадою отозвался Иоханан.

      Кто-то громко зевнул.

      – Глухой не услышит, – тихо продолжил Креститель. – Я же говорю с теми, кто не глух и хочет слушать меня. – Остановил взгляд на недомерке. – Ты, Матфан, считаешь себя знатоком Закона, соблюдающим его, – не отрывал от коротышки глаз, а тот пораженно пялился, дивясь, что Иоханан назвал его по имени. – Но зачем поливаешь меня злом? Разве мною сказано: не желай невестку свою?

      Матфана словно прищучили в темном углу, он перекошенно раскрыл рот, еще больше скукожился. Ему сделалось не по себе, Иоханан заглянул в его похотливые мысли, они посещали его, когда он смотрел на свою невестку.

      Пирующие закрутили головами, таращась на Матфана, одни хотели понять, в чем дело, другие заподозрили неладное и стали глазеть с откровенным ехидством. Матфан минуту приходил в себя, потея всем телом, потом сжал рот, втянул голову в плечи и брякнулся на место, прячась за спины других.

      Наступила неловкая тишина, у каждого присутствующего неизбежно была своя червоточина, какой-нибудь грешок, подчас не мелкая пакость, а довольно весомая. Но никто не хотел выставить себя на позор, посему никто больше не решался обращаться к Крестителю.

      И тогда язык развязал Ирод Антипа, он пьяно отбросил из-под себя одну из подушек и выровнял спину:

      – Сегодня на мое торжество я собрал во дворце достойнейших вельмож и старейшин тетрархии, а также великих людей из-за пределов. Народу Галилеи объявил день отдыха, дабы славили своего правителя. И ты здесь для того же. Однако ты начал оговаривать и поносить моих гостей. – Тетрарх говорил странным примирительным тоном, что на него было не похоже и что удивило многих, особенно Понтия Пилата. И особенно когда Антипа повел рукой и пригласил Иоханана за стол. – Сядь возле меня, найди хорошее слово для моих гостей. Ты рассержен на меня, но ведь ты только что напомнил Матфану, чтобы он не имел зла, почему же сам не следуешь Закону? Сегодня праздник, забудь о ссорах, я дам тебе золото, много золота, заживешь, как вельможа. Прими от меня кубок с вином. – И тут Ирод Антипа прикусил язык, удивляясь, как могли вырваться у него эти слова. Мыслимо ли, чтобы царь протягивал свой кубок задрипанному ловкачу, который сродни разбойнику. Заигрался. Хмель, во всем виноват хмель. Но слово, как камень, улетевший в пропасть, не схватишь, не вернешь на место.

      Ирод Антипа заметил, как у многих гостей вылезли из орбит глаза и как Иродиада отшатнулась, проваливаясь в свои подушки, будто увидела, что Креститель направился к столу, чтобы сесть между нею и царем. Тогда тетрарх усилием воли выдавил из мозга хмельной наплыв и попытался исправить положение: дать понять гостям, что все его слова не более как уловка, обыкновенное словоблудие. Он раскрыл рот, но следующая фраза застряла у него между зубами, подобно куску мяса. Глаза вдруг наткнулись на лицо, его он уже видел среди своих сановников во время совета. Цепкий расплывчатый взгляд приковал к себе, а лицо помутнело, стало туманным пятном