Пять из пяти. Александр Уваров

покажется. А если зрители его выше всех прочих оценят – так есть шанс, что урну с твоим прахом в подвале клуба захоронят, прямо под трубами отопления.

      Навеки в клубе… Эх, мечты, мечты…

      Ну уж нет! Меня он на такой мякине не проведёт!

      – Да, выбор сделан, – отвечаю, – и потому всё просто. Такой выбор хорош именно своей окончательностью. Ведь что самое мучительное в жизни? Постоянство сомнений! Только преодолеваешь один выбор – так сразу надо делать другой. А за ним – ещё один. И ещё один. Вот так и ползёшь через жизнь, будто через горный хребет, где нет перевалов и проходов, а только – горы и путь – через их вершины. А вершины всё выше и выше. И конца нет. Ползёшь, ползёшь – потом выдыхаешься. И понимаешь, что есть и обходной путь. Вернее, два пути. Первый – вообще не принимать решений.

      – Хороший путь! – воскликнул Карлик.

      – Второй, – продолжал я, – путь окончательного выбора. Дорога через самую высокую вершину. И за ней – конец горам. Всё! Потому что конец всему. Главное – не ошибиться. Выбрать действительно самую высокую вершину. И перевалить, одолеть её. Мы же одолели?

      – Глупость, – отрезал Карлик.

      И, изогнувшись, почесал пятку.

      – Глупость, – повторил он. – Нет никаких гор, вершин, решений. Ничего нет.

      – Как так?

      Я не просто удивлён был и ответом его и тем тоном, резким, ироничным, насмешливым, каким это было сказано.

      – Почему нет? Разве наш выбор был лёгким? Я, например, долго сомневался, колебался…

      – А я ни хрена не колебался, – оборвал мою речь Карлик. – Чего мне колебаться? Я же сумасшедший…

      – Как сумасшедший?! – я аж на койке подскочил.

      Ну и дела!

      – Правда? Действительно – с головой не в порядке? А как же тебя тогда на сцену выпускают?

      – А чего им боятся? Боятся им совершенно нечего, – лениво, как бы даже снисходительно, пояснил Карлик. – Всё под контролем. На сцене – скульпторы, ассистенты, акробаты, жонглёры, клоуны, статисты. Вокруг сцены – охранники. Да и в зрительном зале, у стеночек – они же…

      – В зрительном зале?! – изумился я. – Даже там?

      – Даже там, – подтвердил Карлик. – Так что боятся им, боссам клубным, нечего. Вздумай любой из нас какой-нибудь фортель выкинуть…

      – Как ты сегодня, – напомнил я в приступе злопамятства (а ведь речами своими и впрямь меня разозлил!).

      – Как я, – согласился Карлик. – Так вот – никому из нас это с рук не сойдёт. И сделать нам, как бы мы не старались, ничего не дадут. Реакция у наших коллег по клубу просто изумительная.

      – Это у охранников-то? – засомневался я.

      «Вот братец!» восторжествовал я в душе. «Охранники – тумбы неповоротливые. Им хоть в рожу плюй, да беги прочь – они пять минут соображать будут. А уж если со сцены отсебятину понести – они вообще ничего не поймут. А вот зрители поймут…»

      – Охранники?

      Карлик