Белокурый. Права наследства. Илона Якимова

да баловаться с дочерьми фермеров… – продолжил милорд Джон, но Болтон перебил его.

      – А что, самое время! – но мать махнула на него рукой, желая выслушать своего епископа до конца.

      – Пусть учится дальше, его место в колледже, а после, я полагаю, при дворе. Пока король юн, Патрику легче будет войти к нему в доверие. Юность – ценное время, особенно, когда она разделена с государем.

      Возможность отправить Патрика к матери, леди Максвелл, в Западную марку, Маргарет Хепберн не рассматривала даже в мыслях.

      – Хорошо, – продолжала графиня. – Кто поедет туда к нему? Патрик?

      – Я?! – возмутился Болтон. – Ни за что! Мне и здесь есть, чем заняться.

      – Почему-то не сомневалась в твоем ответе… Уилл?

      Но братья переглянулись и оба указали на младшего:

      – По-моему, Джонни как раз нечего делать в последнее время! – резюмировал Болтон. – Все равно ж ему ехать в Брихин рано или поздно. А Сент-Эндрюс некоторым образом… эээ…

      – По дороге?! Хорошо-о-о, – обозлился двадцатисемилетний Брихинский епископ. – Черти б вас взяли совсем!

      – И, кстати, леди-мать, – вдруг сообщил Болтон, которого на первый взгляд трудно было заподозрить в дальновидности. – Джону надо было ехать еще позавчера. Потому что ведь епископ Морэй тоже станет ломиться в Сент-Эндрюс к нашему графу…

      Уильям при упоминании Морэя выругался, Джон криво усмехнулся, старая графиня возвела глаза горе.

      Джон загнал двух коней, но успел в Сент-Эндрюс раньше кузена. Патрика Хепберна Бинстонского, епископа Морэя, следовало опередить любой ценой. Бинстоны, ветвь Хепбернов, отошедшая от семьи век назад, были в целом людьми приличными, но обладали всеми присущими фамилии особенностями характера: гневливостью, отвагой, бурлением страстей и женолюбием. Вот последними двумя качествами епископ Морэй и выделялся даже среди родни. Он перессорился, с кем только мог, в своем приходе. Он пил, как лорд, а ругался, как десять пьяных рейдеров. В нем было весу с гаком двести фунтов, которые он любовно упаковывал в фиолетовый атлас сутаны. В роскошестве нарядов ему не было равных. Он мог позволить себе прийти на службу во хмелю и, покачиваясь, честить прихожан, обещая им муки вечные. Прихожане платили ему взаимной любовью, и самое мягкое из данных ими епископу прозвищ было «жирный пьяница», а самое точное – «повелитель шлюх». О его пяти любовницах и четырнадцати бастардах ходили скандальнейшие рассказы, и, уж безусловно, он не являлся тем опекуном, который был нужен сейчас юному графу.

      Ворота замка Сент-Эндрюс, Шотландия

      Шотландия, Файф, Сент-Эндрюс, ноябрь 1524

      – Доброе утро, граф! Я ваш дядя Джон. Обращаться ко мне можете просто, «ваше преподобие», – и чуть мягче мгновенье спустя. – И не смотри на меня так, мальчик. Я не похож на твоего отца.

      Молодой мужчина