Ближнее море. Юлия Андреева

далеко и потому, наверное, мало трогало. Беспокоило, что совсем рядом плачем мы.

      Я мало что помню о том дне: сначала было весело, а потом веселье оборвалось и нас увели в сплошное горе.

      Когда еще через пять лет не стало дедушки, нас с братом тоже выдернули из радости. Наверное, из самой увлекательной и веселой игры, какая только бывает, чтобы препроводить в горе, избыть которое не удалось и по сей день. Но сначала это не было горем. Я даже подумать тогда не могла, что горе может быть таким необъятным и безысходным, что даже спустя тридцать лет я не сумею с ним примириться.

      Бабушка послала нас с братом искать в саду дедушку. Резиновые сапоги едва доходили до колен, а высокая, вся в блестящих дождинках трава доставала до пояса.

      Мне было приятно ощущать себя в мокрой одежде, представляя, будто пробираюсь через джунгли. Сначала мы были одни, потом в «игру» включились взрослые. Мы с братом чувствовали себя разведчиками, проводниками в мир неведомого. Шутка ли, мы показывали дорогу, вели за собой – мимо кустов сирени, по тропинке под гору, в которой дед несколько раз пытался прорубить лопатой ступени. Их всегда смывало дождем.

      Мы видели озабоченные выражения лиц, отмечали ту необычную мягкость, с которой участники поискового отряда пытались разговаривать с нами, но мы ничего не предощущали, очарованные новыми событиями. Это было затишьем перед бурей.

      Деда нашли в цветах сирени – точно актера, вышедшего на свой последний поклон, да так и заснувшего под грандиозным, ароматным букетом.

      У меня кружилась голова, я плакала и падала без сил. Мама дотащила меня до кровати. Потом целый год я видела деда во сне, не в состоянии до конца поверить в неизбежность и невозвратность. В конце концов так и не смирившись, я продолжаю жить и поныне, оплакивая его уход.

* * *

      – Время от времени меня спрашивают, чего тебе не хватает для полного счастья?

      – Чего? Кого! Тех, кто ушел безвозвратно, – отвечаю я.

      Последний кусочек колбасы

      Отказалась от мяса с незапамятных времен и нисколько не жалею об этом. Хватит уничтожать братьев наших меньших. Рыба? Рыба – другое дело. Вот подумайте сами: если Ной собирал в ковчег всякой твари по паре, кого там не было?

      Рыб. Почему? Да потому что какой смысл спасать рыб от наводнения?

      Вот поэтому рыбы не наши побратимы и родственники, не те, чье спасение было санкционировано свыше, – исходя из этого, рыб есть можно.

      Во всяком случае, это я так научилась отшучиваться.

      А на самом деле ковчег здесь, конечно же, ни при чем. Просто однажды я начала замечать, что после самой обыкновенной котлеты не могу не то что прыгнуть повыше, а даже двигаюсь словно беременная слониха. Не ем мяса – и спокойно порхаю по сцене. И еще одно: невыносимо после трапезы видеть на тарелки кости. Ощущаешь себя в кунсткамере или на кладбище домашних животных.

      Ну, в общем понятно. Решила отказаться от мяса, сказала – отрезала. Сначала не хватало чего-то, потом привыкать начала. Иногда брат или мама спросят: ну ты хоть в этом году попробуешь