Под крылом доктора Фрейда. Ирина Степановская

мама любила балет, и он смутно помнил их всех, романтических героинь своего детства: Одетту с ватным валиком вокруг головы, злую Одиллию в черной пачке с красным треугольным поясом, нежную Жизель в неожиданно длинной для балерины юбке и, наконец, Джульетту – в маленькой бархатной шапочке, расшитой жемчужинами. Вот эту шапочку и напомнила ему Настина косынка. Сам Дима никогда не смог бы объяснить эту подсознательную игру ассоциаций. Настя тронула его душу; а как, почему – разве это важно?

      – Видишь, не болит! – шутливо подняла к Диме лицо Альфия.

      – Но как же? Я не мог ошибиться! Давайте я вам сам покажу!

      Сурин испытывал одновременно и неловкость, и злость, и недоумение. Альфию поразило его возмущение.

      – «Ну, об чем это вы, молодой человек, загораетесь?» – Она процитировала ему одновременно и своего профессора, и писателя Зощенко. Когда ее любимый преподаватель хотел показать, что волнения напрасны, он всегда цитировал великого сатирика. Дима, как подавляющее число молодых современных людей, Зощенко не читал, однако иронические интонации уловил.

      – Я об острой хирургической патологии загораюсь, – хмуро и тупо повторил он.

      – Ну, опять двадцать пять. Рвота была? – Альфия осматривала Настин язык и, казалось, уже не обращала на Диму внимание.

      – Нет! – Настя отрицательно покачала головой.

      – А мне она сказала, что была!

      Дима беспомощно огляделся по сторонам, как бы желая найти подтверждение своим словам. Все сидели, отвернувшись от него, как нахохлившиеся птицы, и делали вид, что не слушают. Только Оля Хохлакова недвусмысленно подмигивала ему одним глазом.

      – Тебя никто не бил? Головой не ударялась? – продолжала расспрашивать Настю Альфия.

      – Нет.

      Альфия закончила осмотр. Повернулась к Диме.

      – У вас еще вопросы будут?

      – Нет.

      – Тогда пойдемте. – Альфия направилась к выходу, но Дима не пошел за ней. Дождавшись, когда ее стройные ноги скроются за поворотом, он сел к Насте на постель, еще теплую после Альфии. Помолчал немного и тихо спросил:

      – Ты что, обманула меня насчет рвоты?

      Настя перевела взгляд с потолка на его лицо. При этом тень от ее длинных густых ресниц красиво упала на бледные щеки.

      – Я не специально.

      – Не специально? А как?

      Дима весь подобрался, как сеттер, выследивший утку. Он был готов услышать что угодно и поверить всему. Настя слегка поманила его к себе пальцем.

      – Я не хочу здесь лежать. Я не больна. Я ненавижу эту ужасную больницу! Мне кажется, я ненавижу все больнице на свете. Я должна выписаться отсюда. Ты понимаешь?

      Он согласно кивнул. Ее слова упали в благодатную почву. Она хочет выписаться! Так это же прекрасно, замечательно, восхитительно! И он просто обязан ей в этом помочь. Только как?

      – Давай я все-таки снова посмотрю твой живот. Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты мне веришь?

      Настя внимательно посмотрела на него и осторожно подняла на животе платье.

      Володя

      Альфия