Евгения Гранде. Тридцатилетняя женщина. Оноре де Бальзак

внимательности молодой девушки. Шарль не мог не заметить, не мог устоять против ласкового, милого внимания своей кузины и бросил на нее взгляд, блиставший нежным, неизъяснимым чувством. Он заметил тогда всю прелесть и гармонию лица ее, невинность приемов, магнетический блеск ее взора, сиявшего юной любовью и неведомым желанием.

      – Право, прекрасная кузина, – сказал он, – если бы вы явились в ложе Парижской оперы и в блестящем наряде, то я вас уверяю, что все мужчины вздрогнули бы от удивления, а женщины от зависти.

      Сердце Евгении затрепетало от радости.

      – Вы насмехаетесь, кузен, над бедной провинциалкой.

      – Если бы вы знали меня, кузина, то не сказали бы этого. Знайте же, что я ненавижу насмешку, она губит сердце, уничтожает всякое чувство…

      И он премило откусил ломтик от своего бутерброда.

      – Нет, сестрица, я совсем не так остроумен, чтобы быть насмешником, и, признаюсь, это мне даже вредит. Видите ли, в Париже есть особенная система – одним словом убить, уничтожить человека. Стоит, например, сказать: у него доброе сердце, и это значит, что бедняга глуп, как носорог. Но так как я, во-первых, богат, а во-вторых, не даю промаху из пистолета, то насмешка поневоле щадит меня…

      – Это показывает, милый племянник, что у вас доброе сердце, – сказала г-жа Гранде.

      – Какой у вас миленький перстень, – поспешила сказать Евгения. – Можно взглянуть на него?

      Шарль протянул свою руку, и Евгения покраснела, когда, снимая кольцо, дотронулась до его тонких, длинных, белых пальцев.

      – Посмотри, какая работа, маменька!

      – И, да сколько тут золота! – сказала Нанета, поставив на стол кофейник.

      – Как, что это? – смеясь, спросил Шарль, увидев продолговатый глиняный горшок, полированный под фаянс внутри, покрытый пеплом и золой снаружи, в котором кофе то вскипал на поверхность жидкости, то медленно оседал на дно.

      – Кофе кипяченый, – отвечала Нанета.

      – А, любезнейшая тетушка, ну, я рад, что, по крайней мере, оставлю здесь по себе добрую память. Да вы отстали на целый век! Позвольте же изъяснить вам, как готовят кофе a là Chaptal, любезнейшая тетушка.

      И он пустился в объяснения о том, как приготовляется кофе a là Chaptal.

      – Ну уж если тут столько работы, – заметила Нанета, – так поздно мне этому учиться: не пойму, батюшка. Да к тому же некогда; кто будет ходить за коровой, доить, поить ее, покамест я буду возиться с кофе?

      – Я буду ходить за ней, – сказала Евгения.

      – Дитя! – заметила г-жа Гранде, взглянув на дочь.

      И при этом слове вдруг все три, вспомнив о несчастии молодого человека, замолчали и взглянули на него с видом сострадания. Это поразило Шарля.

      – Что с вами, кузина?

      – Молчи, Евгения, – сказала г-жа Гранде, видя, что дочь готова проговориться, – ты знаешь, что отец твой хочет сам говорить с господином…

      – Шарлем, тетушка.

      – Ах, вас зовут Шарлем… это прекрасное имя! – сказала Евгения.

      Предчувствуемые несчастия почти всегда сбываются.

      Нанета, г-жа Гранде и Евгения,